и постоянных сотрудников. А главное, утверждающаяся в России после выборов 1990 года система власти делает сложной институционализацию так называемых патронажных партий, то есть партий, способных контролировать административные или выборные должности и в этой связи обладающих властью над своими избранниками[490]. Все более очевидная асимметрия между отстаиваемой идентичностью партий (как организаций, борющихся за власть) и реальностью (их неспособностью влиять на функционирование власти) подрывает доверие к ним. Уже в 1990 году некоторые наблюдатели задавались вопросом о будущем партий в связи с их малым размером и чрезмерным количеством[491]. C 1991 года некоторые авторы считают, что это в любом случае не «настоящие» партии; другие же, подобно С. Митрохину, называют их «протопартиями», словно признавая за ними некий потенциал на будущее, но не давая им кредита доверия в настоящем. Эксперты и даже руководители партий приходят к еще менее утешительному выводу, опираясь на классическое социологическое объяснение того, почему партии не просто взяли плохой старт, но и, возможно, в долгосрочной перспективе так и не займут место в политической игре: они не могут опереться на дифференцированные социальные группы, сознающие свои экономические интересы[492]. А главное, нет того самого «среднего класса», который считается основой основ демократии. И наконец, неуспех партий объясняется также тем обстоятельством, что благодаря КПСС сама форма «партии» в СССР безнадежно дискредитирована.

Итак, партии были восприняты всерьез только в момент их рождения – как важный ингредиент в образцовом рецепте демократии. Однако странные отношения с «реальной властью» сделали сложной их институционализацию: российская исполнительная власть по большому счету их игнорировала, хотя иногда и кооптировала некоторых партийных лидеров. Но, поставляя часть нового политического персонала, партии теряли свои и без того небогатые ресурсы. В конечном итоге партии имели гораздо меньший вес во властных играх, чем неформальные клубы, которые, однако, воспринимались лишь как «примитивные» (во всех отношениях) формы партий, как «зародыши протопартий».

Борьба за лидерство в демократическом движении

Выборы марта 1990 года приводят к существенному изменению восприятия политических акторов. Демократы одержали убедительные победы и считают вполне реальной возможность создать противовес коммунистам и консерваторам. Они также понимают, что ставку следует делать не на сами партии, а на их коалицию – ввиду перспективы предвыборной гонки. Акторы нацелены не столько на многопартийность, сколько на двухпартийность.

Настоящие фракции сталкиваются в борьбе за лидерство внутри движения. На него претендуют две организации: «Демократическая Россия», возникшая на избирательной сцене, и «Демократическая платформа», вышедшая из КПСС. В эту эпоху уже общепринятым является представление о том, что главные ставки борьбы за власть будут разыгрываться в избирательном пространстве, а не на арене партии. Это дает преимущество «Демократической России». Однако некоторые акторы и наблюдатели считают, что «настоящие» партии появятся в результате распада КПСС на фракции, и в этом смысле «Демплатформа» занимает стратегическую позицию.

Можно выдвинуть вполне легитимную гипотезу о соперничестве между «ДемРоссией» и «Демплатформой»: каждая из них властвует в своей вотчине, но вскоре им приходится действовать на одном и том же поле (после выхода «Демплатформы» из КПСС). Впрочем, эта конкуренция никогда не становится явной, она замалчивается и сглаживается благодаря сотрудничеству. И кстати, именно на их сотрудничестве настаивают большинство аналитиков при объяснении силы демократического движения, не особенно задаваясь при этом вопросами о причинах столь быстрого исчезновения «Демплатформы» с политической сцены после ее выхода из КПСС, хотя тогда она казалась крупнейшей демократической организацией. Почему-то не вызывает вопросов и рост влиятельности движения «ДемРоссия», у которого в качестве стартового капитала имелись лишь имя (ассоциирующееся с победившим предвыборным блоком) и горстка организаторов[493]. Выдвинув гипотезу конкуренции, мы можем попытаться понять отношения власти внутри демократического движения и то, какие ресурсы и стратегии позволили «Демократической России» победить соперницу. Таким косвенным образом можно получить представление о раскладе политической игры. Ставка в этом соревновании – двухступенчатая: сначала нужно завоевать лидерство в демократическом движении, чтобы потом предстать достаточно серьезным актором, имеющим право требовать для себя места в реформированном правительстве СССР. С осени 1990 года демократы и новоизбранные депутаты России (во главе с Ельциным, председателем Верховного Совета РСФСР) оказывают давление на федеральную власть, чтобы добиться отставки правительства Рыжкова и формирования коалиционного правительства.

«Демократическая Россия» («ДемРоссия», или ДР) и «Демократическая платформа» синхронно выстраивают себя в отделенных друг от друга пространствах. Их учредительные съезды проходят в одно и то же время (20—21 января 1990), как будто рядовым активистам указано на необходимость выбора: на чьей они стороне. В конечном итоге только самые известные демократические лидеры, в основном члены «Межрегиональной депутатской группы» (Ельцин, Афанасьев, Попов, Собчак, Травкин…), находятся на пересечении этих двух организаций. Другие же сталкиваются с проблемой перехода границ.

Вплоть до выборов 1990 года «Демплатформа» считает себя единственной организацией, способной объединить под своей эгидой все демократические силы и к тому же привлечь семь миллионов сочувствующих из рядов КПСС. После выборов она возвращается к своим объединительным намерениям, но отныне это больше похоже на тактику, избираемую с целью удержаться в игре— в ожидании объявленного разделения КПСС и в условиях конкуренции с другими игроками движения, которые выиграли выборы и располагают локальными структурами, густо покрывающими территорию России, большой численностью и авторитетом имени «Демократическая Россия». Когда в июле 1990 года большинство членов «Платформы» выходит из КПСС, «Демлатформа» оказывается выброшена в поле новосозданных партий. И там она вступает в прямую конкуренцию с «Демократической Россией», которую предвыборные организации (в первую очередь МОИ) стремятся сделать постоянно действующим движением. Несмотря на видимость сотрудничества, состязание между этими организациями неизменно проявляется через те или иные косвенные признаки. Так, организаторы блока «ДемРоссия» обгоняют «Демплатформу», объявив о намерении создать движение в июне 1990 года – в момент, когда «Платформа», еще не решившая вопрос о выходе из партии, не может выступить с конкурирующей инициативой. В свою очередь, едва выйдя из КПСС, «Демплатформа» решительно определяет себя как партия, которая вызывает больше всего враждебности и страха среди «реакционеров»[494].

В течение этого переходного периода, когда перестраивается не только демократическое движение, но и все политическое пространство, прежней «Демократической платформе» приходится определять себя через оппозицию к партии, отвоевывать место среди уже существующих на избирательной арене демократических организаций и, подобно другим партиям, выстраивать свою республиканскую российскую идентичность. С первой же сессии Съезда народных депутатов РСФСР (май—июнь 1990) происходит прямое столкновение между теми, кто доминирует в пространстве союзной власти, и теми, кто контролирует пространство власти российской. «ДемРоссия» обладает здесь существенными преимуществами: ее лейбл уже ассоциируется с российской ареной, она выиграла на выборах у КПСС