движении дает ему ценную возможность заранее предугадывать стратегии разных игроков и, таким образом, легче определять свою собственную стратегию.

После того как Ельцин занял ключевые позиции в российской исполнительной власти, демократическое движение вступает с этой «новой властью» в отношения сговора. Однако отныне сговор сильно отличается от того, что существовал в предшествующий период. Тогда неформалы стремились сохранять дистанцию по отношению к реформаторам из КПСС, расширять свое пространство для действия, и им это удавалось; даже самые «лояльные» клубы требовали политических прав, стремились переопределять в свою пользу официальный дискурс и наделять некоторые институции новым смыслом. Дистанция, которую они поддерживали со своими союзниками, была условием для сохранения репутации (страх стигматизации) и способом добиться статуса автономных политических акторов. Демократическое же движение оказывается в полной зависимости от Ельцина. Оно защищает его в борьбе с консерваторами, бьется бок о бок с ним против союзных властей. И в этой борьбе движению приходится определять себя как российское и либеральное. Долгое время у него не было никакой возможности ни обозначить дистанцию по отношению к российской исполнительной власти[504], ни влиять на эту власть или хотя бы на некоторые ее решения (представителей движения не приглашают принять участие в разработке экономической программы, которая становится решающим политическим оружием в борьбе против СССР). У демократического движения не оказывается инструментов, чтобы вести двойную игру, которая составляла всю специфику неформального движения и придавала ему особую динамику.

Провал августовского путча 1991 года полностью переопределяет картину, приводя к поражению консерваторов и распаду КПСС и СССР. Теперь различные акторы демократического движения получают возможность иначе позиционировать себя по отношению к Ельцину или даже выйти из движения и перейти в оппозицию. Их сговор теряет принудительную силу. Да и само демократическое движение, в свою очередь, начинает распадаться, ведь хотя связи с Ельциным и накладывали ограничения, они все-таки составляли некую ось, вокруг которой конструировалась идентичность движения.

Ельцин в центре движения. Серия превращений

Неформально-демократическое движение позволяет Ельцину трансформироваться из члена номенклатуры в оппозиционера. С 1985 по 1989 год он дважды меняет идентичность. Когда в декабре 1985-го Горбачев назначает его первым секретарем Московского горкома, его воспринимают как представителя реформаторского лагеря. В связи с «делом Ельцина» (в конце 1987 года) он становится оппозиционером в рядах номенклатуры. И с этого времени занимает крайне двойственную позицию в поле партии: официально он понижен в должности и лишен всех политических постов, но его продолжают считать одним из главных политических акторов КПСС. Он теряет свой пост кандидата в члены Политбюро и остается только членом ЦК КПСС; он также смещен с поста первого секретаря горкома, оставшись первым заместителем председателя Государственного комитета СССР по строительству в ранге министра, а эта должность не воспринимается как политическая[505]. Таким образом, Ельцин оказывается лишен легитимного доступа к власти, не будучи при этом полностью оттеснен от нее. Вполне возможно, что Горбачев был не в состоянии окончательно убрать с политической сцены столь заметную оппозиционную фигуру. Вторая метаморфоза происходит с Ельциным во время выборов 1989 года, когда он превращается в рупор демократического движения, сохраняя при этом свои официальные позиции в КПСС и в правительстве СССР.

Во время первой предвыборной кампании движение прибегает к помощи Ельцина, который одним своим присутствием придает медийный резонанс его мобилизациям. Он становится членом руководства всех крупных демократических организаций: в январе 1989 года вступает в «Мемориал», в июле 1989-го – в «Межрегиональную депутатскую группу», в январе 1990-го – в «Демократическую платформу в КПСС» и тогда же становится главным кандидатом от блока «Демократическая Россия». Ельцин – это нечто вроде трофея, который выставляют напоказ во внутреннем соревновании, и гарант респектабельности перед лицом других акторов политического пространства. Его образ мученика, преследуемого консерваторами из ЦК, и народного трибуна, обладающего способностью вести за собой массы, оказывается здесь весьма кстати.

А ведь ничто не предрасполагало к сближению неформалов с Ельциным. Как мы помним, лидеры первой когорты дистанцировались от него из-за его подозрительной терпимости к обществу «Память» и двойственного отношения к нему в бытность Ельцина руководителем горкома. Это сближение становится возможным благодаря новой предвыборной ситуации и появлению в движении второй когорты. Прибытие новобранцев, лишенных этой политической памяти, делает недавнее прошлое Ельцина не столь актуальным, хотя некоторые «перебежчика» все же опасаются. Вторая волна состоит из активистов, которые поддерживают кандидатов на выборах 1989 года, являются членами КПСС и позднее вливаются в оппозиционное движение: в этом смысле их траектории более похожи на ельцинскую. Союз заключается по инициативе неформалов, которые находятся в слабой позиции, поскольку сами напрямую не могут участвовать в выборах и ищут союзников, обладающих большим весом. Ельцин, уверенный, что победит на выборах в народные депутаты СССР, сначала отказывается от любого внешнего сотрудничества, однако меняет позицию, соблазнившись перспективой вхождения в парламент вместе с собственной группой союзников. Выборы 1989 года только повышают его рейтинг, поскольку ни один другой московский депутат-демократ не добился столь убедительного успеха среди избирателей[506]. Ельцин и раньше был харизматическим лидером, отныне же он явно обошел всех остальных видных деятелей движения (Сахарова, Гдляна, Афанасьева, Попова).

Асимметричное отношение

Как представитель демократического движения Ельцин пользуется почти полной свободой. Иногда он перенимает стратегии у демократических организаций, членом которых является. Так, когда он представляет основные требования «Демократической платформы» перед ЦК КПСС в феврале 1990 года, он прибавляет к ним свои собственные, не делая между ними различия и даже явным образом не упоминая «Демплатформу». Возможно, неформалы-демократы воображали, что им удастся сделать Ельцина своим уполномоченным и спрашивать у него отчета за все его действия. Однако положение позволяет ему не подчиняться такого рода ограничениям. Что бы ни говорил Ельцин от имени «Платформы», у последней не получается дистанцироваться от него. В другой ситуации он присваивает себе идею, авторство которой по праву принадлежало «Демократической платформе»: речь идет о выходе из партии во время XXVIII Съезда в июле 1990 года. В этот самый подходящий для выхода из КПСС момент «Платформу» раздирали споры и противоречия, и в самый разгар Съезда Ельцин в одностороннем порядке принимает решение выйти из партии, не посоветовавшись с «Демплатформой», не сославшись на нее – но понимая при этом, что его поступок имеет все шансы повлечь за собой также и ее коллективный выход.

Ельцин обладает также способностью обставлять свои появления в движении как заблагорассудится: множественность его позиций дает ему возможность поспевать везде. В отличие от других знаменосцев движения, которые преданы делу душой и телом, он приходит, лишь когда ему предоставляется заметное место и когда за