Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паукин признавался, что распространял меланхолию в рядах коломенского пролетариата: «Мне казалось, что все цифры роста социалистического строительства [и] роста сельского хозяйства есть дутые, происходит обман рабочих и заблуждение, после этого я стал разделять троцкизм». 9 июля 1930 года Паукин пришел на работу в НИОП и, продолжая линию Энко, стал говорить рабочему Гудкову и профуполномоченному Смирнову о «плохом положении продовольствия <…> это потому происходит, что сделано много перегибов»[556].
Рабочим запомнились озвученные Паукиным цитаты из «Завещания Ленина», например: «„Сталин не может править народом; он груб“, об этом Ленин написал в письме. В результате мы переживаем недостаток в продовольствии, надо вперед рабочих накормить, а потом заставлять их работать. Я вот сам покажу на следующем собрании». Смирнов вспоминал на допросе: «Однажды, подходя ко мне, граж[данин] Паукин показал мне политическое „завещание Ленина“ и сказал, что с этой бумажкой я могу говорить с кем хочешь и где хочешь. Ленин писал, что Сталин как коммунист терпим, но руководителем быть не может <…>, т. Сталина назвал карьеристом: „пробил себе карьеру и вертит всеми, как хочет. Сталина нужно снять с ЦК, там ему не место“»[557].
С 5 июля 1930 года секретарь ячейки ВКП(б) Коломенского завода 23-летний Лев Осипович Поволоцкий начал проводить политические беседы в обеденный перерыв. Обсуждался доклад Сталина на XVI партсъезде. Поволоцкий докладывал наверх: «По окончанию бесед, т. е. на 5‑й день (9 июля), мне сообщил председатель нашего завкома т. Смирнов, что кандидат в члены ВКП(б) токарь Паукин собрал группу рабочих, <…> показывает им карандашом написанную бумагу, которую назвал политическим завещанием Владимира Ильича. <…> „С этой бумагой мы пришибем всех и вся, мы будем требовать снятие Сталина, который является источником всех бед“». Стало известно еще одно обстоятельство: попытавшись привлечь на свою сторону как можно больше людей, Паукин вечером встретился в саду с приютившим его Купецким Иваном Яковлевичем, с которым имел «близкую связь». Купецкому он рассказал о содержании завещания с целью «по-товарищески поделиться, а возможно, и вызвать в нем солидарность». Реагируя несколько архаично, Купецкий просил «показать ему книгу, где написано это завещание». (Книга как печатный текст в русской культуре много веков имела более высокий статус в сравнении с любым устным сообщением, негласно предполагалось, что печатное слово, происходя от Св. Писания, не может содержать в себе ложь.) Паукин книгу «не показывал. Также у меня с ним были разговоры о плохом положении с продовольствием, он подтверждал это»[558].
На собрании ячейки Паукин никаких вопросов по «Завещанию…» не задавал, «а когда кончилось таковое и во время выхода с собрания Паукин при всей массе подходит к Поволоцкому и начинает ругать Сталина и ЦК, и о продовольствии. Поволоцкий предложил ему на это совместно разобраться»[559]. Через несколько дней было созвано срочное закрытое партсобрание с представителем окружкома, где должны были обсудить критику Паукина. Его звали, но он ответил: «Ну их с собранием». Поволоцкий вызвал Паукина к себе в мастерские и потребовал «показать эту записку», но тот отказался, уверяя, что «он ее разорвал» и спустил в уборную. На вопрос, «кто ему дал эту записку, сначала он не говорил, но потом сказал, что он списал у одного члена партии с 1917 года, который в данный момент из партии исключен за оппортунистические выступления на собрании в заводе». «Ему задан был вопрос, как он смотрит на руководство ЦК, ответ: в ЦК некому руководить, там нет ни одного старого члена партии, в заключении сказал: что хотите, делайте, но что я говорю, то со мной остается». На требование назвать тех товарищей, которые ему дали эти материалы, и высказать свое отношение к вопросам партийной политики он дал следующий ответ: «1. Дали мне материалы два члена партии, из которых один со стажем 13 лет (1917 года), работает на Коломзаводе, и один из них уже исключен, фамилии я ни в коем случае не назову. 2. Распространяю я эти бумаги потому, что против Сталина, против ЦК, против всей политики партии. 3. Свою работу я буду продолжать»[560]. Поволоцкий предлагал «выдать ему того, кто его научил», но Паукин отказался, «добавив, между прочим, что он предателем не хочет быть». Поволоцкий считал, что «вопрос ясен. К этому добавлю, что Паукин родственник жены начальника административного отделения т. Бурцева (он и жена коммунисты) <…>»[561].
В первой выдвинутой им версии по поводу источника «Завещания Ленина» Паукин попытался замести следы. «В апреле месяце с/г мой знакомый тов. Лоренц Леопольд при встрече в Москве на Ново-Басманной около Латышского проезда дал [мне] на прочтение брошюру к XV партсъезду, где было „Завещание Ленина“». Позже Паукин признался во лжи: «Поскольку я решил окончательно порвать с той средой, в которой я вращался, я сознаюсь, что на первом допросе в Коломне я сознательно соврал, что получал секретные партийные документы от некого Лоренца. Это неверно. Лоренц – это мой приятель по дому беспризорных в Екатеринославле в 1920 г., и с 1922 г. я даже с ним не встречался. Желая выгородить Энко, от которого фактически получил материалы, я назвал первую попавшуюся фамилию, думая тем самым затруднить следствие по этому делу». Паукин скрывал правду по инструкциям Кутузова, чтобы не выдать сообщников[562].
Сначала Энко показал «Завещание» Бурцеву. Вот показания последнего:
Однажды прихожу усталый домой, Энко был у нас и предложил мне прочитать завещание Ленина, обратив внимание на бюллетень, увидев, что это решение XV партсъезда, я прочитал внимательно, сказал, ну и что же, он начал говорить, а жена пошла раздавать обед. У меня поел, он начал говорить о Троцком и Бухарине, а главное, упирал на то, что т. Ленин был прав, когда предупреждал о расколе. Раскол налицо, по его