– Обещаю.

– Меня не интересуют мужчины. Меня волнуют женщины.

Галисия вытаращила глаза:

– Честно?

– Я прикипела к вам душой и сердцем. И ничего не могу с этим поделать.

Преувеличение, конечно. Но в нём был скрыт кусочек правды. В истории с дворянкой не стояла точка, и это не давало Малике покоя. Она представляла, как Галисию грубо выпроваживают из дворца, как работники посольства задают ей каверзные вопросы и прячут улыбки, слушая рассказ о несостоявшемся замужестве. Перед внутренним взором возникала мрачная каюта корабля, железная кровать, прикреплённая к полу или стене, и поясок халата, затянутый петлёй на гнутой спинке. Малика убеждала себя, что Галисия намного сильнее, чем кажется. Отгоняла нарисованную воображением картину, и тогда в ушах звучал всплеск воды, и раздавались крики: человек за бортом.

Галисия разочарованно выдохнула:

– Да ну тебя…

– Мне противна сама мысль, что какой-то мужчина будет вдавливать меня в перину и сипеть мне в ухо, – промолвила Малика, скорчив наигранно-брезгливую гримасу.

Украдкой посмотрела на Галисию. Вроде бы фраза прозвучала убедительно. Наверное, потому что была близка к правде. Воспоминания о сцене с Иштаром в храме Джурии вызывали неприятную дрожь в теле, а от воспоминаний о Жердяе с его липкой и вонючей «конечностью» горло сжималось в рвотном спазме.

– Ну а что вас связывает? – спросила Галисия.

Простой вопрос поставил в тупик. Действительно, что их связывает? Нет ни общих интересов, ни общих целей, ни общих знакомых, кроме Хёска. Если завести разговор о государственных делах, Иштар вряд ли его поддержит. Малика боялась спрашивать его о детстве и юности – а вдруг он расскажет правду. Не спрашивала о будущем, догадываясь, что задумки Иштара ей не понравятся.

– Ничего. Если бы не сезон штормов, я была бы уже дома.

Галисию такой ответ не устроил.

– После паломничества вы ни разу не виделись?

С языка чуть не сорвалось: «Лучше бы не виделись». Малика успела проглотить первые три слова и озвучить последнее:

– Виделись.

– Если людей ничего не связывает, зачем им встречаться? – не успокаивалась Галисия.

Сказать бы ей, что двум сущностям с противоположными зарядами не нужен повод, чтобы столкнуться лбами – так не поймёт же.

– Ему нравится меня дрессировать.

– Что? – улыбнулась Галисия.

– Я гадкая зверушка, которая вечно чем-то недовольна.

– Для гадкой зверушки ты слишком хорошо выглядишь. Красивое платье. Пахнешь розами.

Иштар не изменял своей привычке – через каждые три дня служанки украшали спальню Малики свежими цветами. Вчера как раз принесли алые розы. Цветы издавали такой насыщенный аромат, что пришлось на ночь открыть двери в коридор и ванную, чтобы создать иллюзию сквозняка. Но одежда всё равно успела вобрать в себя запах.

– Браслет он подарил?

Малика поправила на запястье платиновый браслет, инкрустированный изумрудами и рубинами:

– Он.

Галисия откинулась на подушку и, устремив взгляд в потолок, принялась наматывать на пальчик белокурый локон:

– У моего вечно недовольного отца был приятель. Богатый, молодой, весёлый. И тут он проигрывается в карты. Серьёзно проигрывается. От него уходит жена. В пьяной драке ему уродуют лицо и ломают ноги. В конце концов, он перебирается жить в меблированную комнатушку на окраине Градмира. И вдруг мой отец зачастил к нему в гости. Ты бы видела, каким он возвращался от него. Не отец, а птица счастья. А однажды он запел в ванной. Мы с мамой тогда жутко перепугались. Думали, умом тронулся. А как-то он потрепал меня за щёку и сказал: «Галисия, детка, обязательно обзаведись подругой-неудачницей. На душе становится легче, когда кому-то хуже, чем тебе».

– Вы это к чему?

– Теперь у тебя есть подруга-неудачница. Приходи ко мне почаще, и Иштару не надо будет тебя дрессировать. – Галисия легла набок и устремила на Малику тоскливый взгляд. – Я почти год его не видела. Какой он сейчас?

– Такой, как и раньше.

– Какой у него голос?

– Низкий.

– А руки?

– Сильные.

– А глаза?

– Карие.

– А губы?

– За год ничего не изменилось.

– Ладно, ты с ним не спишь. Но он же обнимает тебя, целует. Не стесняйся. Расскажи, как он это делает.

– Вам нравится над собой издеваться?

Галисия села:

– Я красивее тебя?

– Намного.

– И умнее.

– Однозначно.

– Что в таком случае он в тебе нашёл?

Сложив губы трубочкой, Малика шумно выдохнула. Это диагноз…

– Не знаю, Галисия. Может ему нравятся глупые дурнушки?

Изобразив на лице недоумение, Галисия покачала головой:

– Ну почему я такая наивная дура? Ведь знала, что любить – это больно, и снова влюбилась. Знала, что мужчинам нельзя верить, и снова поверила.

Хоть это она понимает.

– А хотите, я вас кое с кем познакомлю? – спросила Малика.

– Хочу, но мне нельзя выходить из комнаты.

– Со мной – можно. Надевайте чаруш, берите портреты Иштара и идём.

Галисия вскочила:

– К нему?

– Нет, – сказала Малика, пытаясь сохранить спокойствие, но услышала в своём голосе жестяные нотки.

– Рисунки в спальне. Тебе придётся подождать, пока я приму ванну.

– К чёрту ванну.

Хохотнув, Галисия скрылась за дверями. Через десять минут появилась, сжимая в одной руке альбомные листы, свёрнутые в рулончик, в другой – чаруш. Удивительно, но за это время дворянка успела сменить платье, уложить волосы и подвести глаза. Всё-таки она собралась к Иштару…

Вскоре служанка, ожидавшая шабиру в коридоре, провела Малику и Галисию до комнаты Фейхель.

– Как мне себя вести? – спросила Галисия, глядя на бронзовую ручку в виде полумесяца.

– Не снимай чаруш. Это им не понравится, – сказала Малика и толкнула двери.

Отложив документы, мать-хранительница отодвинулась от столика вместе с креслом и поприветствовала гостей быстрым движением руки: ко лбу, к сердцу и вперёд, вверх ладонью.

– Мама Иштара… – пробормотала Галисия.

Поправив на коленях плед, Фейхель слегка склонила голову к плечу:

– Эльямин, это кто?

Малика не успела ответить.

– Меня зовут Галисия. А тебя как зовут?