– Ничего-ничего, это всё заживёт, – промолвила Галисия, рассматривая лопнувшие губы и разбитый нос Самааш. – Я как-то свалилась с садовой лестницы, всё лицо счесала, и ничего, как новая монетка. Я бы сняла чаруш и показала тебе, но твоей маме не понравится. Сильно болит?

Самааш отрицательно покачала головой.

– Тут кровь засохла. Можно я вытру? Я осторожно.

Самааш кивнула.

Галисия ринулась в ванную и через минуту вернулась с влажным полотенцем.

– Знаешь, что я сделаю? Я продам свои украшения, куплю дом и заберу тебя. Я всегда мечтала о сестре. Ты будешь моей сестрой? – говорила она, бережно прикладывая уголок полотенца к щеке Самааш. – Тебе не нужен такой муж, а ребёнку не нужен такой отец. Мы сами справимся. У меня много украшений. На еду и одежду хватит.

Перекинув полотенце через плечо, подбежала к столику, вытащила из ящика рисунки и дала их Самааш:

– Это твой брат. Я напишу ему письмо и попрошу помочь нам с покупкой дома. Он не откажет. Он на самом деле очень добрый. – Робко погладила женщину по волосам, заплетённым в тугие косички. – Твоя мама будет приходить к нам в гости, и мы по очереди будем петь колыбельные. Я знаю много колыбельных, правда, на другом языке. Мне их пела бабушка. Знаешь, какая у меня была бабушка? Не бабушка, а песня. Я переведу тексты на шайдир, чтобы вы понимали, о чём я пою.

Галисия говорила и говорила милые глупости, будто боялась, что умолкнет и мечта растает. Малика наблюдала за Фейхель. Из-под пледа выпирали острые колени. Руки, сжимающие подлокотники кресла, еле заметно подрагивали. Тягучий взгляд прилип к Галисии. Так смотрят на чудную бабочку и раздумывают, как с ней поступить: пришпилить иголкой к стене или посадить в банку.

– Мы же никуда не торопимся? – обратилась Галисия к Малике.

– Нет.

– Можно я схожу с твоей служанкой в свою комнату? Возьму альбом и карандаши.

Малика кивнула и, когда за Галисией закрылась дверь, направила взгляд на Самааш:

– Где твой муж?

– Не знаю.

– Но он жив?

– Когда я садилась в паланкин, слышала его голос в саду.

– Иштара не видела?

– Нет. Ко мне пришла женщина, показала на своей ладони печать хазира и попросила снять чаруш и платье. До платья дело не дошло. Потом она ушла. Вернулась на следующий день и вывела меня из дома.

Малика повернулась к Фейхель:

– Ей бы на солнце. Раны быстрее заживут.

– На крыше есть площадка для сушки белья. Она туда не поднимется.

– Я попрошу дать нам носилки.

– Там винтовая лестница, – сказала Фейхель и, немного помолчав, произнесла: – Она всегда такая?

Малика кивнула, хотя её удивила чуткость Галисии.

– Щебетуха, – проворчала Фейхель, но в голосе проскользнули тёплые нотки. – Мужчины не любят, когда женщины говорят. Может, поэтому Иштар передумал на ней жениться?

– Голос женщины его не пугает.

– Я не говорила, что он чего-то боится. Если мужчина будет слушать женщину, он перестанет слышать Бога.

– Это Бог посоветовал Марошу избивать твою дочь?

– Может, Богу понадобилась душа нерождённого ребёнка. Мы же этого не знаем.

– Тогда я правильно сделала, что от него отвернулась, – ответила Малика и заметила, как Самааш изменилась в лице.

Фейхель не успела ответить: пришла Галисия. Умостившись в ногах Самааш, принялась рисовать бабочек с человеческими тельцами, цветы с пухленькими губками, птиц с потешными глазками.

– У меня ничего нет, – проговорила она, ловко орудуя цветными карандашами, – а мне хочется сделать твоей дочке подарок. Я сошью листы, и получится детская книжка.

Ближе к вечеру Малика и Галисия попрощались с женщинами и последовали за служанкой. Малика потирала грудь, физически ощущая тесноту и отсутствие воздуха. Коридор будто уменьшился в размерах: стены сдвинулись, потолок опустился, окна сжались, и с вентиляцией какие-то неполадки. Раньше Малика думала, что человека может душить злость или зависть. Оказывается, не только. Дыхание сдавливало от решения оградиться от чужих проблем.

– Теперь и у меня появилась подруга-неудачница, – проговорила Галисия. – Но мне не стало легче. Я бы сказала: мне стало хуже. Радоваться чужому горю способен только мой отец. Теперь я верю, что фотография забирает частичку души. У отца десятки альбомов с его снимками. Вся его душа там. А если альбомы сгорят, душа вернётся?

– Не знаю, Галисия. Сомневаюсь.

– Эта злая старуха не фотографируется, но у неё тоже нет души.

– Фейхель не злая. Она не знает, как вести себя по-другому.

– Она так запросто говорила о естественном отборе, словно разговор шёл не о дочери, а о какой-то крольчихе. В природе выживает сильнейший. Всё верно. Но мы люди. Мы не можем уподобляться животным, – проговорила Галисия и вдруг резко сменила тему: – Через два дня новый год. Даже как-то странно: в Тезаре весна, а здесь вечная жара. Для меня новый год – это снег, мороз, запах хлопушек и конфетти в волосах. И как его к Ракшаде привязать?

– В новый год самая тихая ночь. Она так и называется: ночь Лунной Тишины.

– Самая-самая тихая?

– Не знаю.

Галисия схватила Малику за руку и замедлила шаг:

– Давай проверим вместе. Или ты встречаешь новый год с Иштаром?

– Меня никто не приглашал.

– А если пригласит – пойдёшь?

Малика еле сдержала горький вздох. Она отправила Иштару письмо, где поблагодарила его за сочувственное отношение к сестре; прошло пять дней, а ответа не было. Смешно после этого надеяться на дружескую встречу.

– Не пригласит.

– Это хорошо. Давай позовём Самааш.

– Фейхель её не отпустит.

– Тогда позовём и старуху.

– Она вряд ли к тебе пойдёт.

– А к тебе? Давай отпразднуем новый год в твоей комнате.

Малика ничего не ответила. Увидев, в каких хоромах она живёт, Галисия либо окончательно потухнет, либо её ревность вспыхнет с новой силой. Как объяснить ей, почему спальня украшена живыми цветами, шкафы ломятся от одежды, а на столиках лежат горы украшений? Закрытая дверь не удержит её, Галисия слишком любопытна.

Мелькнула мысль: может, встретить новый год у Фейхель. Но Малика отмела её. Во-первых, в покоях матери-хранительницы она не хозяйка. Придётся играть по чужим правилам, следить за настроением старухи и, заметив её зевок, свернуть вечеринку. Во-вторых, прогулка по коридору и смена обстановки отвлечёт Самааш от грустных мыслей. И в-третьих, терраса… Можно установить стол напротив открытых дверей и разговаривать, глядя в звёздное небо. И даже если темы для разговора иссякнут, можно просто слушать лунную тишину.