– Если ты думаешь, что унизила меня достаточно, чтобы сломить, то сильно ошибаешься. Я всё это проходил и пройду снова, мне не привыкать. Но теперь я точно уверен – мы с тобой разные. Я выживу в любой среде, будь то дно или верхушка, а вот ты – нет. Во мне осталась крупица веры в то, что за все хорошие поступки – воздастся, а за плохие – предписан только ад. И ты окажешься в нём, никто не подаст тебе руки, потому что ты не заслуживаешь ни прощения, ни помощи, ни жалости. Спасибо тебе, что помогла мне понять – я лучше тебя в разы и буду таким всегда, – усмехаясь, разворачиваюсь и выхожу из спальни, оставляя Миру, удивлённую и оскорблённую моими словами. Так ей и надо. Она заслужила, как и я заслужил то, что узнал сегодня. Здесь не может быть друзей. Здесь на первом месте не обучение, а демонстрация силы и власти. И отсюда выходят отупевшие и мёртвые люди, которые приводят страны в упадок. Именно из-за того, что они так ничему и не научились.

То ли слова Миры слишком сильно подействовали на меня, то ли предательство девушки, которую я считал самым прекрасным и невинным цветком среди пепла, толкают меня в спину и ведут по тротуару к высокому основному зданию общежития. Мои мысли спутаны, я не могу сложить всё в единую картинку, остаётся только терпеть давление в рёбрах из-за корсета. Я многого не понимаю: зачем нужно было покупать лекарства для меня, если Мира так сильно меня ненавидит; и по какой причине она раньше не рассказала о том, что мои попытки уберечь Флор от несуществующей опасности, смешны? Ах да, это же Мира, она только получает выгоду и убирает людей чужими руками. Такой же пешкой стал я. Меня, если честно, не особо волнует то, что она заставила меня сделать наедине. Больше меня трогает, почему она не желает, чтобы между мной и Флор были отношения? Вряд ли, вообще, её заботят чувства окружающих, тем более своей сестры. И вот я запутался. Надо рубить. Должен.

Ударяю кулаком по двери под номером тридцать девять и прислушиваюсь.

– Открывай. Иначе я выломаю дверь, и тебе будет плохо. Открывай немедленно, я знаю, что ты там, Флор, – тарабаню снова и снова, пока замок не щёлкает, и передо мной появляется заплаканное лицо девушки.

– Что ты ещё хочешь? Как ты мог так со мной поступить? – Всхлипывает Флор.

Толкаю её внутрь и хлопаю дверью.

– Это я тебя спрашиваю: как ты могла со мной так поступить? Разыграла жертву, ради чего, Флор? Ты подставила меня! Ничего страшного тебе не грозило, блять! Но ты предала меня, спокойно наблюдая за тем, как я буду искать выход и деньги, которых у меня нет! – Кричу я, швыряя в неё соглашением.

Она жмурится и вздрагивает. Как же меня бесит сейчас всё. Она бесит. Ситуация бесит. Видимо, жизнь и ярость возвращаются в моё изнурённое сознание, и теперь остаётся только закончить всё. Это было последнее, что я сделал для неё. Последний раз, когда влез снова в эти грязные дела.

– Но… я забыла… я была напугана…

– Забыла? Напугана? Чем ты была напугана? Испачкать руки в пыли или блевотине, оттирая полы в карцере?! Ты ни на йоту не отличаешься от своей сестры, просто прекрасно играешь в недотрогу, чтобы никто не разглядел в тебе отъявленную суку, похлеще Миры! – Перебиваю её и, хватая какую-то статуэтку на столе, швыряю в стену. Слышу сдавленный писк на полу, где сидит Флор и читает соглашение.

– Я думал, что тебя будут насиловать! Я думал, что это всё реально! Но нет, ты обезопасила себя и отдала им меня на растерзание! Ненавижу тебя! Я так ошибся в тебе…

– Ошибся? Из-за этого ты унизил меня при всех, выставив шлюхой?! Да у меня никогда никого не было! Никогда, а теперь весь университет смеётся надо мной, мне присылают различные вульгарные предложения, потому что ты поверил Мире, а не поговорил со мной! И я не помнила об этом! Не помнила! Ведь Калеба и его пристрастия я тоже знаю! Я не верила в то, что эта бумажка хоть что-то значит, понимаешь? А ты разрушил мою жизнь! – Подскакивая с пола, визжит Флор и разрывает бумаги.

– Я говорил с тобой, Флор. Посмотри на меня: у меня ушиб рёбер, повреждено колено и заплыл глаз, помимо этого, я продал себя, ради тебя! Продал, блять, опять себя, ради той, кто решила поиграть со мной! Почему ты не призналась в том, что подписала соглашение, а лишь наблюдала, как развернутся события? Почему? Неужели, я мало сделал для тебя? Неужели, я бы мог предать тебя так, как ты меня? И даже после того, как я сказал тебе, что нет у меня таких денег, и всё это ложь, ты вновь завела свою песню про то, как тебе страшно! Ты играла со мной!

– Я не играла, Рафаэль! Что ты хочешь услышать, как я испугалась за себя? Да, я трусливая и боюсь всех здесь! Они только и делают, что издеваются и унижают меня! И теперь ты вместе с ними! Ты тоже предал меня, переметнувшись на их сторону, потому что выбрал себя! – Я первый раз вижу, чтобы эта девушка выходила из себя. Она с силой ударяет ладонями по моей груди и плачет, не зная, куда податься. А мне так гадко. Противно оттого, что здесь все, действительно, думают только о себе. И даже мнимая доброта Флор была шуткой над моими мечтами.

– Себя выбрал говоришь? – Горько усмехаюсь я. – Правда? Флор, я продал себя на двадцать четыре часа Мире, чтобы она заплатила за тебя Оливеру. Я стал её питомцем. Я жрал какое-то дерьмо из миски и ходил на четвереньках, потому что заключил с ней договор из-за тебя. Я делал то, что она приказала мне в столовой, ведь больше не имел права возмущаться. Деньги висели в воздухе, а я, как полный идиот, думал, что помогаю тебе, когда всё было не так. Я унизил себя, ради чего? Ради обмана? Я считал, что мы друзья. Я хотел верить тебе, но, видимо, этого понятия и у тебя нет.

– Что? Питомец? – Всхлипывая, переспрашивает она.

– Да. Собачка. Раффи. Именно так она меня зовёт. Мне запрещено было всё, даже говорить, и я потух, понимаешь? Внутри потух, засунул свою гордость в задницу и выполнил всё ради тебя. А теперь узнал, что никакое насилие тебе не грозило, ты не желала драить полы и исполнять роль прислуги несколько часов. Я это сделал ради тебя в образе собачки. Надеюсь, сейчас это принесло тебе радость, потому что то, о чём я сказал, могут легко забыть завтра же, а вот то, что осталось внутри меня никогда не исчезнет. Я всегда буду помнить, как ты поступила со мной, а я был честен. Ты меня разочаровала, Флор, – делая короткий вздох, разворачиваюсь, чтобы уйти и закрыть дверь навечно.

– Боже… прости меня… прости меня, Раф, я не думала о том, что мама говорила мне правду! Она больная! Она психически неуравновешенная самоубийца! Прости меня за мой страх, Рафаэль! Я просто слабая… слабая против неё и её безумия, – летит мне в спину.

– Что ты сказала? – Шепчу, возвращая свой взгляд, на вытирающую глаза, Флор.

– Я прошу прощения за то, что вовремя не вспомнила о соглашении. Я ведь думала…

– Нет, о самоубийстве, – перебиваю её.

– Ах да, Мира, она… она любит причинять себе боль. Мама рассказала мне об этом, чтобы я воспользовалась этим, когда буду бороться за право быть среди сестёр. Мне следовало шантажировать этой информацией Миру и добиться места. Но я не такая, Рафаэль. Я не буду выкладывать страшную тайну моей родной сестры, какой бы подлой она ни была. Я люблю её, правда, люблю, но сейчас вижу, что слова мамы были правдивы, – Флор хлюпает носом, а внутри меня всё опускается, ожидая приговора.