– Господин президент, высшая мера отменена почти вовсех странах! Нас не принимают в Совет Европы только потому, что у нас всееще...

– Да знаю, – перебил Кречет. – Но разве вШтатах, на которые вы молитесь, смертной казни нет? Ничего, наша мафия ещегод-два поработает в этой мирной Европе, так там не то, что смертную казнь, тамвовсе военные режимы введут!.. А у нас, дорогой Аполлон Вячеславович, смертнойказни ожидают только законченные убийцы. Те, кто совершил по несколько убийств.Не случайных, а намеренных.

Кленовичичевский развел руками. Жалобные глаза за выпуклымистеклами очков часто-часто замигали.

– Господин президент! Из этих законченных убийц, так ихназывают в прессе, тридцать пять процентов – всего лишь законченные алкоголики.Не просто пьющие, а алкоголики! Безнадежно больные. И еще тридцать процентовубийц – это психически больные люди. Вы уверены, что они заслужили смертнуюказнь?

– Уверен, – ответил Кречет, непоколебимый, какутес на Волге.

– Их нельзя казнить. Их надо лечить!

– Почему?

– Так поступают во всем мире, – сказалКленовичический твердо.

– Во всем ли?

– Если не считать слаборазвитые страны с диктаторскимирежимами.

– Такие как США, Китай, – сказал Кречет безулыбки. – Они своих преступников казнят без жалости!

Я видел, что министры на Кленовичичевского смотрят с любовьюи жалостью. Он прав, абсолютно прав, но все мы живем не на Марсе, где все поют,а зимы не бывает.

Сказбуш решил придти на помощь Кречету, или же просто несмог сдержаться:

– А почему этих самых алкоголиков и психически больныхмы обязаны лечить?..

Кленовичичевский задохнулся от возмущения. Смотрелостановившимися глазами, а Кречет сказал ровно:

– Ребята, подготовьте указ. У нас нет денег, чтобы штатпрофессоров нянчился с убийцами, излечивая их от мании убийства. И нет миллионов,чтобы тратить на таких, когда в стране дети недоедают, учителя сидят беззарплаты, а нормальные здоровые люди содержат этих убийц, сумасшедшихпсихопатов... Вы, дорогой Аполлон Вячеславович, живя на облаках, заботитесь оправах этих убийц... А я, президент, увы, находясь на грешной земле, забочусь отех людях, которых эти мерзавцы убили. И они будут расстреляны!

Кленовичичевский отшатнулся, словно его ударили. ЛицоКречета было злое, как у волка. Кленовичичевский бледнел, но в то же время вего лице и фигуре словно бы пробуждалось странное достоинство. Он выпрямился,брови приподнялись, придавая лицу гордое и слегка надменное выражение. Темныекруги под глазами придавали вид солидного государственного деятеля старыхвремен, когда правители все были красивыми и благородными, а не раскормленнымиборовами.

Хрипловатым голосом, бесцветным от усталости, но однако жеисполненным непривычного достоинства он произнес:

– Господин президент, я вынужден выйти из состава вашейкоманды.

Кречет спросил со встревоженным любопытством:

– Что-то случилось?

– Я выхожу, – повторил Кленовичичевский, –только это имеет значение.

Кречет участливо и серьезно поинтересовался:

– Аполлон Вячеславович, вы можете сказать причину?

– Я не согласен с вашими методами правления, –ответил Кленовичичевский твердо. – Я считаю их диктатурой. Вы нарушили всеправа, до которых могли дотянуться.

Глаза Кречета были серьезные, смотрел он с симпатией игрустью. Развел руками:

– Я понимаю вас, Аполлон Вячеславович. Все же примитемое признание в глубоком уважении. Если даже мы не сможем работать вместе, тохотя бы давайте сохраним чисто человеческие отношения. Как-нибудь за чашкойкофе...

Кленовичичевский прервал:

– Простите, господин президент. Мне, скорее всего,скоро придется скрываться в подполье. А когда попадусь... у вас, уверен, будетотличная сыскная служба, какая чашечка кофе у заключенных?

Он с достоинством поклонился, повернулся и, провожаемыйнашими взглядами, пошел к двери. Я ощутил недосказанное, что Кленовичичевскийудержал из вежливости, но что и так читалось по его походке, по старческисгорбленной спине: вряд ли даже удастся побыть заключенным. При диктатурепросто: убит при задержании, застрелен при попытке к бегству... Хорошо, если нескажут, что убит в пьяной драке собутыльником.

Когда дверь закрылась, Кречет вздохнул, тяжело опустился застол. Преодолевая странное оцепенение я заставил себя раскрыть рот:

– Чечня...

Кречет поднял голову, злой и взъерошенный, словно волк с ещевздыбленной шерстью:

– Что?

– Чечня, – повторил я настойчиво. – Проклятаяненавистная Чечня. Помните, как всех наших тряхнуло, когда даже на иннагурацииих президента на праздничных столах стояли только минеральная вода и кока-кола?

– Ну? – повторил он почти с угрозой.

Я поморщился:

– Вам бы извозчиком, господин президент... Если хотя бычасть населения примет ислам, то ровно на столько уменьшится проценталкоголиков. И пьяниц. И вообще – пьющих. Уже не Горбачев будет следить засоблюдением сухого закона, на котороый всем наплевать, а сам Аллах, что всевидит, от которого не укроешься.

Он вздохнул:

– Доживем ли? К мусульманству чересчур враждебноеотношение, потому что мусульманство, мол, это вера врага. В России из каждыхдесяти войн девять были со странами ислама! Но если появятся русскиемусульмане... подумать только – русские мусульмане!.. Хотя их уже немало. Но,как это ни дико, первыми русскими мусульманами стали военнопленные, чтопознакомились с исламом либо в Афганистане, либо у чеченцев. Приняли ислам недля того, чтобы облегчить себе участь, кто мешал тут же отказаться, оказавшисьв глубинах России? Но упорно соблюдают предписания ислама, выдерживая насмешкии преследования со стороны тупых и злобных обывателей. Мне положили вчера настол сводки, сколько молодых русских парней приняло ислам... Мало, согласен.Но, что удивительно, никто не отрекся!.. Ладно. Сегодня день тяжелый. Надоуспеть многое, а с полудня я улетаю на маневры.

Где-то перед обедом Когана вызвали, он ушел, волоча ноги какдряхлый старик, пропадал недолго, а потом дверь кабинета распахнулась, словноворвался регбист, морда Когана сияла так, что его можно было подвешивать вместолюстры.

– Господин Кречет, – выпалил он, вытягиваясьпо-военному, – с вами настойчиво добивается встречи группа финансистов международногофонда!

Кречет вскинул голову. Покрасневшие от недосыпания глазабыли раздраженные:

– Какого черта?