– Может быть, это и не такая плохая идея… – Он встретился с ней глазами. Что было в его взгляде? Понимание? Поддержка?

За его спиной, в небольшом кабинете, по экрану компьютера побежали незнакомые буквы.

Фил глянул на Аду, сидевшую слева от него, а потом подался вперед.

– И не возвращайся. Запишись в публичную библиотеку. Если так уж хочется, то переведись в Фуллертон. Но только не возвращайся.

Это было предупреждение, а не угроза с его стороны, предостережение, добровольно данное человеком, которому она небезразлична, и Фэйт кивнула.

– Спасибо.

Фил посмотрел на Джима:

– Береги ее.

– Она сама может за себя постоять, – ответил Джим, и Фэйт сжала его руку.

– Надеюсь, – сказал Фил. – Очень надеюсь.

* * *

Казалось, что за стенами библиотеки, в кампусе, идет совершенно обычная жизнь. Студенты с учебниками в руках переходили из корпуса в корпус – поодиночке, или парами, или небольшими группами. Столы и стенды, промотирующие различные организации и политические направления, стояли вдоль аллеи, ведущей к студенческому центру. Обычный день в обычном Университете Южной Калифорнии. Если б она ничего не знала, то подумала бы, что вокруг нее не происходит ничего необычного, ничего выходящего за общепринятые рамки, ничего неправильного.

Но, может быть, все как раз не так…

Просто Он хочет, чтобы они так думали. И устраивает эту демонстрацию «обычности» для того, чтобы успокоить людей чувством ложной безопасности.

Две молодые женщины, погруженные в оживленную беседу, прошли мимо нее. Фэйт услышала слово «кровь».

Не надо слишком углубляться в происходящее, чтобы понять, что здесь действительно что-то не то.

– Ну, и какие планы? – спросил Джим.

– Думаю, пойду искать работу.

– Где?

– Где-нибудь в Санта-Ане, поближе к дому. И как можно дальше от универа.

– На ночь ты сегодня останешься?

– Нет. – Фэйт покраснела и отвернулась. – Лучше я сегодня поеду домой. Правда, я сомневаюсь, что мою ма это как-то волнует – вполне возможно, она вообще не заметила, что меня нет, – но я хочу показаться, так, на всякий случай.

– Думаю, что проводить здесь много времени не есть хорошо. – Джим кивнул. – Ведь моя общага с технической точки зрения все-таки находится на территории кампуса. Кто знает… – Он замолчал.

Фэйт подумала о царапинах на внутренней стороне ее бедер.

– Ага.

– А кроме того, я смогу отстирать простыни от крови.

Она удивленно взглянула на него, но Джим не отвел взгляда.

– Нам надо будет как-нибудь поговорить об этом. Не знаю, как тебя, но меня это пугает до дрожи.

Неожиданно во рту у нее все пересохло.

– Это ненормально, – продолжил он. – И неправильно.

– Это ненормально, – согласилась Фэйт. – Но кто сказал, что это неправильно? Нам ведь обоим… это вроде как нравится.

– Ты так думаешь? То есть мне интересно, занимались бы мы этим не здесь, а в каком-нибудь другом месте, или это Он заставляет нас быть такими?

Она молчала.

– Ты же сама об этом тоже думала.

– Да, – призналась Фэйт.

– Тогда, может быть, нам обоим лучше немного охолонуть?

– А мы сможем?

– Не знаю.

Они проходили мимо корпуса биофака, и Фэйт пошла медленнее, глядя на открытую дверь большой аудитории.

Она взглянула на часы и оглянулась на Джима.

– Там сейчас как раз мой курс по ботанике сидит.

– А из РЕТА или откуда-то еще приходили, чтобы вправить мозги этому лектору?

– Не знаю. – Она продолжала смотреть на аудиторию.

– Хочешь послушать?

Фэйт и хотела, и не хотела, но, держа Джима за руку, она поднялась по низким ступеням к двери в аудиторию. Внутри на кафедре стоял профессор, повернувшись лицом к учащимся. Фэйт слегка сдвинулась вправо, чтобы он не заметил ее за дверным косяком.

– На нашей следующей встрече, – говорил лектор, – я продемонстрирую вам, как эти токсичные растения влияют на малышей с нашей собственной площадки для молодняка. – Он хихикнул. – И вы сами увидите, как кожа сгорает и слезает чулком…

Почувствовав приступ тошноты, Фэйт отошла от двери.

– Может быть, действительно лучше взорвать это гребаное место к чертовой матери? – предложил Джим, когда они спускались по ступеням.

Фэйт глубоко вздохнула.

– Может быть, – ответила она.

Чапман Клементс.

Бакли стоял перед кабинетом зоолога и вытирал о штаны влажные от пота руки. Он никогда не умел этого делать. Интриги никогда не были его сильной стороной. Он знал это – и прекрасно с этим уживался. Или, если точнее, его это ничуть не волновало.

Но сейчас ему надо будет прощупывать своих друзей и знакомых, вовлекать их в ничего не значащие беседы, а потом, как бы ненароком, определять, как они относятся ко всей этой хрени, которая происходит вокруг.

Это не его сильная сторона. Он этого не любит. Это совсем не в его вкусе.

А что, если эти его намеки окажутся слишком явными? Что, если они на него набросятся? Судя по тому, что говорил Йен, они вполне могут схватиться за нож и выпотрошить его, как гребаную рыбину.

Нет, он точно не создан для таких интриг.

Собравшись с духом, Бакли постучал в дверь кабинета Клементса.

– Да, заходите! – крикнул зоолог.

Бакли распахнул дверь.

* * *

Значит, он не сошел с ума.

Чапман стоял в дверях своего кабинета и следил за удаляющейся фигурой Бакли. А он думал, что это происходит только с ним, что он слегка подвинулся из-за того, что проводит слишком много времени в поле, а не в аудитории.

Но Бакли с Эмерсоном тоже это заметили.

От этого известия ему должно было бы стать лучше, но этого не случилось. В данном случае лучше ошибаться и быть сумасшедшим, чем быть правым и нормальным.

Особенно когда дело зашло так далеко.

Бакли привел ему много примеров, но ничего не сказал о причинах, и Чапман не мог понять, знает ли профессор английского, что же происходит на самом деле. Наверное, знает, и, наверное, именно это будет обсуждаться на встрече.

Чапман почему-то вспомнил о двух своих вводных лекциях в класс млекопитающих. На них был один паренек, рыжий и очень странного вида, увидев которого в первый раз Клементс весь покрылся мурашками. Этот паренек даже приснился ему однажды. Пока он не брал никаких заданий и не участвовал в опросах, но лекции посещал регулярно, сидел на самом первом ряду и смотрел на него так, что это приводило его в замешательство.