Все, что угодно, только не Дэйв.

Эдди запер дверь и спрятал ключ в карман.

– Ну что, по коням?

* * *

Спортивный зал был полон, и к тому времени, когда они пришли, почти все места на трибунах были заняты, хотя до начала было еще не менее пятнадцати минут. Оставались места только на самой верхотуре, и хотя Эдди и Стюарт предложили постоять рядом с ним, Хови велел им шевелить булками и занять места, пока их никто не увел у них из-под носа.

– Ладно, – сказал Стюарт. – А ты встань где-то возле выхода. Мы найдем тебя после первой половины.

– Хорошо.

Хови посмотрел, как они взбираются по деревянным ступенькам, а потом двинулся на своем кресле сквозь толпу, мимо судейского столика, в направлении выхода. В зале было очень мало одиночек. Большинство зрителей пришло парами или целыми группами, и хотя он тоже пришел с друзьями, которых, наверное, мог бы рассмотреть, если б обернулся, Хови было странно и неловко катиться через весь зал в гордом одиночестве.

Он остановился в самом конце трибун, рядом с раскрытой дверью, и крутился на месте до тех пор, пока не оказался лицом к лицу с игроками, разогревавшимися на паркете. Приятно было ощущать прохладный ночной воздух после жары зала, и Хови благодарно посмотрел на дверь. В тени, за пределами пятна света, падавшего из зала, он рассмотрел страстно обнимающуюся парочку. Ему показалось, что мужчина засунул свою руку глубоко в трусики женщины.

Какое-то время Хови наблюдал за ними. Любой из них мог легко заметить, что он за ними следит, но они были слишком захвачены тем, что делали, и не обращали никакого внимания на то, что происходило в зале.

Иногда Хови ловил себя на том, что размышляет о сексе. Из всего того, чего он был лишен, включая любые виды физической активности, которые были ему недоступны, больше всего его интересовал секс. Ходьба? Бег? Ему было наплевать на то, что он не сможет испытать ни того ни другого. У него были свои средства передвижения, может быть, неуклюжие и неудобные, но он к ним привык, и они выполняли свою задачу. А вот секс… это совсем другое. Несколько лет назад, еще будучи учеником старших классов школы, Хови буквально поглощал порнографию, которая попадала ему в руки, – рассматривал фотографии и читал рассказы. Ему нравилось смотреть на обнаженных женщин, и умом он понимал их привлекательность, но даже представить себе не мог, какие ощущения вызывает секс. Ниже пояса у него ничего не двигалось, поэтому Хови не мог вспомнить ничего, что даже с натяжкой можно было бы назвать «чувством удовлетворения». И секс продолжал оставаться для него тайной за семью печатями.

– Эй ты, убогий, поосторожнее.

Хови поднял глаза. Задумавшись, играл с тумблером своей коляски; от этого она двигалась вперед-назад и чуть не отдавила ноги мужику в кожаной куртке и с длинными волосами, который решил выйти покурить.

– Простите, – извинился Хови.

– Калека несчастный.

Он проследил за парнем. Тот показался ему знакомым, но Хови не мог вспомнить, где его видел.

«В клубе, на концерте Яны Андерсон», – подсказал ему внутренний голос, и он с ним согласился.

Хови продолжал смотреть на улицу, где на темном фоне ярким оранжевым огоньком светился кончик сигареты, и вспомнил то напряжение и клаустрофобию, которую почувствовал на концерте, то ощущение неизбежности насилия, витавшее в воздухе. Неожиданно он испытал сильное желание уйти, отправиться домой, покинуть этот зал еще до начала игры. То, что произошло в клубе, вполне может произойти и здесь, только в гораздо большем масштабе, так что Хови постарался повернуться направо и рассмотреть на трибунах Стюарта и Эдди; но, прежде чем он их засек, послышалась сирена, чирлидерши покинули площадку, и игра началась.

Хови попытался сконцентрироваться на ней, но это было непросто. Перед ним продолжали ходить какие-то люди, похожие на того курильщика, который давно вышел и все никак не возвращался. Мужчины в коже, женщины в татуировках, с пирсингом на лицах – они мало походили на студентов, обычно ходивших по кампусу. Да и сама игра была грубее, чем всегда. И фолов раздавали гораздо меньше, чем было положено по правилам. Удары рукой, подножки, удары коленями и локтями были сегодня в порядке вещей, и толпа, казалось, была от этого в восторге. Она восторженно вопила, когда форвард противников потерял передний зуб в фонтане кровавой слюны, и с тем же энтузиазмом орала, когда центровому Бреи сломали нос.

Боковая дверь была все еще открыта, но ветер, казалось, стих, и воздух в зале был горячим и чрезвычайно влажным. Хови хотелось, чтобы рядом оказался Джим. Он чувствовал себя одиноким и испуганным и постоянно поглядывал налево – там толпа придурков продолжала расти, теперь их было уже десять. А за ними пара продолжала заниматься своим делом, теперь уже на глазах зрителей.

Ему не надо было приходить. Он же знает, что сейчас в кампусе опасно ходить куда-либо, кроме занятий – Джим вбил это ему в голову, – но там, в редакции, рядом со Стюартом и Эдди, это на мгновение показалось ему нормальным и естественным – безопасное времяпрепровождение, которое так же далеко от ужасов последних недель, как и любое другое.

И намного безопаснее посещения общаги и общения с Дэйвом.

Но сейчас Хови понял, что сделал ошибку, большую ошибку, и когда закончится первая половина игры, он разыщет Стюарта и Эдди, скажет им, что уходит, и постарается как можно быстрее свалить куда подальше.

Толпа вновь заревела от восторга, когда колено одного из защитников Бреи врезалось в промежность центрового противника.

Через сорок пять минут, когда сирена возвестила об окончании первой половины игры, а последний брошенный мяч еще не долетел до корзины, Хови начал движение. Некоторые люди вставали, расхаживали по залу, но их было не так много, и он медленно двигался вдоль трибун, оглядывая верхние ряды в поисках Стюарта и Эдди. Хови увидел их свободные места, но рядом стояла группа женщин, смотревших на противоположную трибуну, а редакторов и след простыл.

Хови замер на месте и стал ряд за рядом осматривать трибуны.

Никого.

Они исчезли.

Кто-то на верхних рядах надул большой воздушный шар и бросил его вниз. Громадная сфера летела над рядами, пока не отскочила от головы сидевшего ниже зрителя. Кто-то ее поймал и запустил ею в какого-то лысого мужика. Толпа возрадовалась.

Лысый встал, гневно осмотрелся вокруг, увидел смеющуюся молодую женщину, которая стояла через ряд от него, и, размахнувшись, изо всех сил бросил шар ей в лицо. Тот ударился с хорошо слышным шлепком, а потом куда-то отскочил. Аудитория ответила громовым смехом.

Настроение толпы менялось, и она становилась малоуправляемой. Хови это чувствовал. Неожиданно он понял, что остался на паркете перед трибунами в одиночестве. Остальные или вышли из зала, чтобы купить себе что-то из еды или напитков, или сидели на местах. Та публика, которая раньше барражировала перед трибунами, исчезла. Хови посмотрел на выход. Затянутая в кожу группа вернулась в зал и теперь смотрела на него.