Паренек – явно часть всего этого.

Чапман взглянул на часы. Время ленча. Обычно он выходил, чтобы купить себе какую-нибудь еду, но сегодня не чувствовал голода, поэтому решил, что сейчас гораздо важнее найти других, похожих на него, тех, кто пока еще не изменен. Как сказал Бакли – чем больше, тем лучше. Им нужна поддержка абсолютно всех, с кем они смогут связаться.

Но с кого начать?

Джобсон. Джобсон – это то, что надо. Если кто-то и остается ни в чем не замешанным и способным выдерживать стресс, то это энтомолог. Он – единственный преподаватель, который еще больше обособлен, чем сам Чапман.

Точно.

Джобсон.

* * *

Клементс. Этот поц. Этот ходячий кусок дерьма. Кого он хочет обмануть этим своим: «Привет-что-с-тобой-случилось-не-видел-тебя-целую-вечность»?

Задница.

Кен Джобсон закрыл дверь в лабораторию и запер ее.

Этот ублюдок за ним шпионит. Хочет узнать его самый главный секрет. Но это никому не удастся. Пока он не опубликует свои изыскания. Когда он их закончит, то покажет миру, что открыл, и после этого человеческие отношения – сексуальные отношения – уже никогда не будут прежними. И для того, чтобы получить сексуальное удовлетворение, больше не нужен будет партнер противоположного пола.

Джобсон достал ключ от кладовой и открыл дверь.

Целия все еще лежала на полу, с кляпом во рту. Вся покрытая мухами, она извивалась не переставая.

– Да, – воскликнул он. – Да! – Небольшое помещение было наполнено сильным запахом меда, которым Кен покрыл ее тело, чтобы привлечь мух, и мускусным ароматом ее возбуждения.

Сколько же оргазмов у нее было?

Тридцать, определил он на глаз. И записал эту цифру у себя на планшете. Цифра будет неплохо смотреться в публикации.

А как же он назовет свое открытие?

Энтомолог хихикнул. «Насекомофилия»[73]. Может быть, он назовет его «насекомофилией».

Целия задергалась сильнее. Сквозь кляп Джобсон услышал, как она пытается вскрикнуть.

Тридцать первый.

Он и сам возбудился, и его напряженному члену было больно в штанах, поэтому Кен спустил их и сбросил ботинки. Потом, сняв рубашку и нижнее белье, абсолютно обнаженный, растянулся на полу рядом со своей ассистенткой.

Взяв банку с мёдом, намазал им свой член.

И в то же мгновение его покрыли мухи. Сотни мух. Он чувствовал их крылышки, их лапки, которые двигались по его стержню, по головке, стимулируя чувствительную кожу, и его возбуждение почти достигло пика. Задыхаясь, Джобсон схватил лабораторную мензурку с муравьями. Перекатившись на бок, засунул в нее свой член и почувствовал, как муравьи переползли на него.

Кончил он от первого же укуса.

Стюарт и Эдди, последние, кто оставался в редакции, собирались уходить. Хови посмотрел на часы. Половина восьмого. Если б Джим хотел прийти, он уже давно был бы здесь.

Напрягшись, Хови приподнял руку и позволил ей упасть на тумблер своей коляски. Сжав вместе большой и указательный пальцы, смог отодвинуть ее и развернуться.

– Эдди, – позвал он.

– Чего? – повернулся к нему спортивный редактор.

– Я не могу дотянуться до телефона. Ты не мог бы подвинуть его поближе. – Он попытался улыбнуться, но не был уверен, что ему это удалось. – Будь другом.

– Ах ты деточка…

Хови еще раз развернул кресло и подъехал к столу Джима, а Эдди подвинул телефон ближе к краю.

– Ну, и какие планы на вечер? – спросил Стюарт.

Хови попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на него, но смог только увидеть ручку собственного кресла.

– Да никаких вроде.

– Мы с Эдди собираемся на баскетбол. Они прислали кучу пропусков для прессы. Хочешь присоединиться?

– Да нет, – ответил Хови. – Спасибо за приглашение.

– На здоровье. – Стюарт пожал плечами.

Хови повернулся к телефону. Он мог бы попросить Эдди снять для него трубку и даже набрать номер, но чувствовал себя неловко уже из-за того, что вообще попросил его о помощи. Он не хотел надоедать людям больше, чем это было необходимо.

Хови наклонялся вперед, пока его грудь не уперлась в столешницу, а потом выбросил вперед руку и зацепил трубку. И тянул руку назад до тех пор, пока трубка не оказалась на краю стола рядом с ним. Захрипев, он вновь выбросил руку вперед и на этот раз позволил ей приземлиться на наборный диск. Положив ее поудобнее, засунул палец в отверстие с цифрой шесть и стал двигать диск по часовой стрелке, пока тот не уперся в стоппер, после чего позволил диску вернуться в начальное положение.

То же самое он повторил и для шести последующих цифр.

Дэйв ответил после третьего звонка:

– Слушаю?

Голос его помощника звучал зло, с намеком на агрессивность, и Хови неожиданно побоялся попросить его приехать с фургоном и забрать его.

– Э-э-э-э, привет, – сказал Хови.

– Ах ты, говнюк! Тебя где носит?

Теперь его агрессивность была очень хорошо слышна.

– Я все еще в редакции.

– Не надейся, что я сейчас примчусь и заберу тебя оттуда. У меня своя жизнь есть.

– Да я даже просить не собирался.

– А тогда на хрена звонишь?

Во рту у Хови все пересохло.

– Я так и понял. Сам найдешь дорогу домой. – Линия замолчала.

Хови всего трясло, пока его пальцы искали тумблер коляски, чтобы отодвинуть ее. Дрожь была какая-то чрезмерная, как пародия на человека, который притворяется испуганным. Он не хотел возвращаться к себе. Не сегодня. И не тогда, когда там Дэйв.

Он боялся своего помощника.

А может быть, Джим уже в общаге? Или вернется туда попозже?

– Мы уходим, – сказал Эдди. – Тебе тоже пора. Мне надо все запереть.

– А приглашение на баскетбол все еще в силе? – спросил Хови.

– Конечно, – Стюарт кивнул. – Ты что, передумал?

– Ага. Хотелось бы пойти.

– Отлично.

Хови нажал на тумблер, и коляска пересекла комнату и выкатилась в холл. У Джима будет достаточно времени, чтобы вернуться домой, если он сейчас с Фэйт или занят. После игры Хови позвонит другу и выяснит, вернулся ли он и можно ли провести у него ночь. Если нет, – ну что ж, он всегда может позвонить предкам. Конечно, не хотелось бы им все объяснять – особенно матушке, – но это все же лучше, чем встретиться с Дэйвом.