Господа Бога православная царелюбивая, Боголюбивая Русь».

Лица, незнакомые с древними церковными традициями, недоумевали: «Русский православный храм превращается в место какой-то древней мистерии…».

По единодушным отзывам друзей и недругов, общее пение привлекало в монастырь много богомольцев.

Удовлетворенный успехом, о. Илиодор рекомендовал и другим храмам последовать его примеру. Осенью 1911 г. он по благословению преосвященного даже учредил при монастыре певческий кружок. Объявив о месте («можно собираться где-нибудь и в городе, лишь бы не в Общественном собрании») и расписании предстоящих спевок, он призвал пастырей повлиять на пасомых, а певчих приглашать в кружок своих знакомых: «Каждого из вас прошу обратиться в миссионера: идите и рассказывайте и в храмах, и домах о том, что я говорил вам, убеждайте всех начинать великое, святое дело образования народного хора».

За богослужением в монастыре пели не только богомольцы, но, конечно, и особый хор. Набрали его из числа тех же прихожан.

«Да я знать не хочу, — говорил о. Илиодор, — чтобы при желании нельзя было сорганизовать хора певчих. Ну-ка, поднимите руки, монастырские певчие? Что, я звал вас в монастырь? (Молчание). Вот, смотрите, сколько певчих и желающих слушать слово Божие».

Хор состоял из 800 чел., из которых было 200 мужчин, а остальные — девушки и дети. Последние составляли подразделение, именовавшееся на подворье «Ангельским хором».

Прихожане с гордостью отмечали, что девушки-певчие идут в церковь «вместо того, чтобы по вечерам шататься по скверам и заниматься распутством, как другая молодежь». Однако о. Илиодор сокрушался по поводу поведения этой части хора, называя девушек «развратными» и «развинченными».

Не только пение, но и все богослужение было поставлено в монастыре превосходно, отличаясь особым благолепием и молитвенным настроем. О. Илиодор завел уставное служение. Литургия и всенощное бдение длились по 4 часа, воскресная вечерня обыкновенно соединялась с акафистом. При всех этих службах храм был переполнен. «…я люблю молиться, когда много народу», — говорил о. Илиодор.

Манера его служения (в отличие от проповеди) производила хорошее впечатление.

«О. Илиодор служит истово. Привычные с детства слова в его устах звучат по-новому, как-то особенно вдохновенно и значительно. Раньше вы многого не понимали, во многом не улавливали смысла, а теперь они ясны и глубоко понятны вам». «Как священник, иеромонах Илиодор — образцовый пастырь. Служит не только поразительно истово, но и вдохновенно. Голос, которым он делает возгласы, проникает в душу и удивительно располагает к молитве». «…служит он, о. Илиодор, образцово и примерно», — говорил И. Н. Рысин. Даже недружелюбно настроенный корреспондент мимоходом признает, что на службе видел перед собой «спокойного, даже величавого монаха»: «Сам Илиодор в церкви несколько иной. Обычно, церковно звучит его слащавый фальцет. Дикция ясная».

Слово «истово» современники, не сговариваясь, применяли к манере не только служения о. Илиодора, но и иерейского благословения.

Продолжением богослужения были многочисленные крестные ходы. Свою особую любовь к этому обычаю о. Илиодор, несомненно, привез из Почаева.

«Когда я приехал в Царицын и ознакомился с городом, — говорил иеромонах, — то был до глубины души возмущен убогой картиной крестных ходов».

Особенно ему не понравилось поведение богомольцев во время шествия. «У нас, в Царицыне, во время крестных ходов нет никакого порядка: ходят по улицам не славить Бога, а бесчестить. … если смотреть на крестные ходы со стороны, получается впечатление, будто идут не люди, а просто какое-то бессмысленное стадо: толкаются, шумят; а пошлешь кого-нибудь водворить порядок — его обругают. … Ведь от такого порядка во время крестных ходов придется святыни разносить обратно по храмам. … Если бы вы видели, как совершаются крестные ходы в других городах, то оплакивали бы крестные ходы, совершаемые в Царицыне».

Поэтому о. Илиодор отказался участвовать в общегородских крестных ходах и устроил собственные. «Надо мной по этому поводу смеялись, издевались. Но я продолжал ходить один со своими прихожанами».

Крестные ходы совершались на Пасху, на Рождество, когда ходили с фонарями, так называемыми звездами, при встречах святынь и по разным другим поводам. Ходили и за город — на поселок металлургического завода «Урал-Волга», в обиходе именовавшегося просто «Французским», в субботу 5-й недели после Троицы, в Городище к «Девятой пятнице».

Следует особо отметить последний маршрут. Когда-то в балке близ этого села была обретена икона мученицы Параскевы и забил родник. Это произошло в девятую пятницу после Пасхи. Икону трижды относили в храм, но она каждый раз чудесным образом оказывалась на прежнем месте, где в конце концов для нее выстроили часовню. Ежегодно этот день привлекал в Городище множество паломников.

С первого же года своего служения в Царицыне о. Илиодор стал водить свою паству к «Девятой пятнице». Со временем установился следующий порядок духовного торжества. С 1 час. ночи о. Илиодор начинал служить Литургию, за которой приобщались Св. Тайн богомольцы из Царицына и многочисленные паломники. Всех их приобщал он сам. В 5 час. утра служба заканчивалась, и из монастыря выступал крестный ход с пением молитв и в преднесении хоругвей, икон и знамени «Союза русского народа». 12-верстный путь проходили за 3½ часа с несколькими остановками, во время которых паломники отдыхали, а неутомимый о. Илиодор произносил проповеди «с специально устроенного табурета» (по наивному выражению Ф. П. Лапшина). В Городище крестный ход соединялся с другими паломниками. Здесь совершались всенощное бдение у часовни, обедня в местном храме и несколько молебнов. О. Илиодор служил вместе с прочим духовенством, неустанно проповедовал, «мировал», т. е. помазывал молящихся — в последний год до 4 час., а под утро выходил на исповедь. Богомольцы ночевали прямо в лесу. За обедней многие исповедовались и приобщались Св. Тайн. Днем, после краткого отдыха, о. Илиодор с паломниками возвращался в Царицын тем же порядком.

Всегда многолюдная, при о. Илиодоре «Девятая пятница» стала собирать поистине огромное количество богомольцев. Если ранее приходили 4–5 тыс. чел., то в 1909 г. — до 15 тыс., а в 1911 г. — до 30 тыс. с Дону, Астраханской, Оренбургской, Самарской, Тамбовской, Саратовской и других губерний. Многие из паломников останавливались в странноприимном доме царицынского монастырского подворья и трапезничали в монастыре.

Для поддержания порядка при крестных ходах о. Илиодор учредил выборную должность «распорядителей», носивших белую коленкоровую ленту через плечо и красный восьмиконечный крест на груди. Рядовым крестноходцам вменялось в обязанность носить разноцветные флажки и знаки отличия, в том числе шелковый бант цветов национального флага. За это о. Илиодора стали именовать «антихристом», кладущим на людей печати, на что неунывающий иеромонах пригрозил наложить на сплетников печать с надписью «дураки».

К пасхальному крестному ходу 1910 г. о. Илиодор заказал 150 шелковых значков, 25 светильников и 4 большие иконы, для несения каждой из которых требовалось два десятка человек. Но приучить паству к этому новшеству оказалось непросто, и особенно сложно оказалось назначить хоругвеносцев, потому что на собрания, устроенные о. Илиодором с этой целью, неизменно