являлись одни женщины. «Если бы я был богатырем Ильей Муромцем и у меня было не две, а сорок рук, — сокрушался иеромонах, — то я не стал бы кланяться вам, а сам взял бы все значки и факелы и пошел бы один хвалить и славить Бога… Но я слабый и грешный человек, и поэтому не в силах этого сделать…».

Зато когда, наконец, все было улажено, вид монастырского крестного хода поразил даже враждебную «Царицынскую мысль», наблюдавшую его на Антипасху: «Помимо множества небольших икон и тяжелых хоругвий, на особых носилках несли пять больших икон. А рядом двигалось около сотни людей с разноцветными флагами в руках, специально изготовленными для крестных ходов».

Привыкнув к такому способу передвижения, илиодоровцы часто ходили подобным же порядком и без богослужебных целей, например, при манифестациях, встречах и проводах своего пастыря и т. д. Из чтения газет порой кажется, что монастырская паства не появлялась в городе без икон, хоругвей и союзнических знамен. После служб богомольцы покидали монастырь с пением молитв.

Привязанность о. Илиодора к крестным ходам вызвала нарекания: «Он поддерживает внешнее христианство. Любит парады, процессии, шествия. А до души христианской и до христианства вообще ему нет дела».

На самом деле он очень внимательно подходил к человеческой душе. «После беседы с ним я почувствовал себя новым человеком, — говорил один студент. — Теперь я знал, зачем нужно жить».

Вдохновляясь примером своего почаевского наставника о. Виталия, о. Илиодор открыл двери кельи для всех желающих и ежедневно выслушивал, как выражается его биограф, «скорбные повести и тяжелые драмы». «Иером. Илиодора в настоящее время осаждает масса обывателей, в большинстве женщины, приходящие к нему за советами, с расспросами или просто „под благословение“, — отмечала „Царицынская жизнь“. — С обеда до позднего вечера Илиодор занят приемом его почитателей и с каждым из них в отдельности или группами ведет по нескольку минут беседы».

Кроме того, он выполнял все обязанности обычного приходского священника — на праздники посещал прихожан «с крестом», ездил приобщать умирающих, исповедовал мирян, не оставив этот обычай даже при переводе в Новосиль. Позже Труфанов утверждал, что за семь лет пастырской деятельности принял под свою епитрахиль более 300 тыс. чел., но, несомненно, эта цифра завышена (117 человек в день).

Многочисленные почитатели заваливали о. Илиодора приглашениями отслужить молебен в доме или по месту работы, так что выезжать в город приходилось ежедневно. Например, 4.V.1909 он совершил молебствие на рыбных лабазах Волго-Донской пристани, для уборщиц рыбы, нарочно откладывавших до возвращения знаменитого проповедника ежегодный молебен перед началом работ. Собралось 3 тыс. местных рабочих. На следующий день о. Илиодор отслужил два молебна — на площади во 2-й части и на толкучем рынке базара 1-й части, для торговцев.

Каждое такое служение непременно сопровождалось проповедью. Почитатели отмечали, что он «проповедует на площадях, на базарах, на заводах, на плотах, на белянах, на бахчах, на хлебах, на пристанях, везде, куда его приглашают служить».

Кое-кто почитал иеромонаха не только за молитвенника, но даже за чудотворца. «Люди считали меня святым, — писал Сергей Труфанов, — и многие больные и страждущие приходили просить об исцелении, приписывая мне божественную силу».

Действительно, «в монастырь к о. Илиодору со всех сторон привозили нервных больных и одержимых различными недугами для духовного врачевания, и такие больные обычно уезжали отсюда успокоенными и просветленными». Апологетическая биография иеромонаха повествует о двух случаях исцеления, произошедших по его молитвам — одно от болезни, а второе от пьянства. Но гораздо чаще он имел дело с кликушами.

«— … Возьмет их за шею и начнет грозно на беса кричать: „Изыди! Изыди!..“. Крикуха кричит, а он еще шибче. Ну, и замолкает бес.

— Что же, навсегда?

— Нет. До следующей службы. Потом опять».

В другом изложении подобной картины исцеление не носит временного характера: «К Илиодору привозят больного, часто связанного, и иеромонах начинает отчитывать его. „Бес“ в больном вопит и всячески ругает монаха, который, в конце концов, побеждает беса».

Газеты писали, в частности, о некоей Насте из с. Пичуги, которая была помещена в монастырской часовне, откуда ее со связанными назади руками водили к о. Илиодору

Сам иеромонах полагал, что обладает способностью к экзорцизму: «Во мне есть сила; я могу изгонять бесов», причем добавлял, что Григорий Распутин превосходит его в этом таланте.

Преосв. Гермоген не возражал против лечения о. Илиодором кликуш: «Что же тут плохого, ведь он в таких случаях действовал молитвою».

Уже в те годы о. Илиодор подозревал в себе пророческий дар, аллегорически толковал свои сны и предсказывал разные социальные катастрофы. Впрочем, их предчувствовал весь правый лагерь, но слова иеромонаха порой удивительным образом сбывались.

Однажды он сказал про своего недруга купца Лапшина, что тот «отправится на утлом суденышке прямо в ад». Действительно, после революции несчастного посадили на плавучую тюрьму-баржу и едва не расстреляли.

Позже, в Самаре, перед запертыми дверями кафедрального собора, о. Илиодор воскликнул, что скоро от этого храма «не останется камня на камне». В 1930–1932 гг. огромный собор действительно был разобран по кирпичам.

Наконец, крохотный эпизод из биографии: о. Илиодор вручил одному старику приглянувшуюся тому хоругвь, словно прочитав его мысли. Старик был изумлен: «Теперь моя думка такая: не простой он человек. Нет. Я много на свете пожил, а такого-то впервой вижу».

«Есть неопровержимые факты, — писал о. Илиодор царицынцам, — что я, живя среди вас, творил чудеса, исцелял больных, предсказывал события за целые года вперед, и, как по книге, читал сокровенные мысли ваши и вожделения».

«Слава святого человека» особенно закрепилась за иеромонахом после событий 10.VIII.1908, о которых будет сказано ниже. Приверженцы признали его мучеником. Женщины с восторгом говорили о «святом Лиодоре», ставя его даже выше знаменитого о. Иоанна: «А ведь о. Кронштадтский недостоин развязать ремень у ног нашего Лидора».

Со временем в Царицыне и отчасти Саратове сформировался своего рода культ о. Илиодора — продавались его портреты, оды, сочиненные в его честь местным самородком — машинистом саратовского депо А. А. Львовым, кружки с изображением иеромонаха.

Кроме пастырского, о. Илиодор проявил и недюжинный организаторский талант, интуитивно нащупывая методы, пригодные для работы с бесконечным потоком людей.

«Кто может работать в катакомбах, те поднимайте руки вверх», — говорил иеромонах, велев затем поднявшим руки отойти в сторону. «Кто не может работать в катакомбах, а может жертвовать деньгами, также поднимайте руки!». Этим была указана другая сторона. «Кто может помогать рабочим провизией, хлебом и т. п.»… Таким нехитрым приемом он мгновенно разделил несколько сотен человек на группы.

А вот подобный прием в изображении недоброжелателя

«— Старухи! Старухи! — раздался с балкона взвизгивающий, нервный голос. — Старухи, поднимите руки!

Поднялись руки. Это надо было для того, чтобы спросить:

— Палками