— Нужно менять место дислокации, — уверенно вставил Ит. — Подумай, чего бы еще ты хотел.

— Мне нравится тут, — пожал я плечами, храбро глядя в багровые от кофе и ярости лица. — Тут так умиротворенно. Я никуда не поеду.

— Может, морду ему набить? — сквозь зубы спросил Ит Ура.

— Ты же знаешь, не поможет, — вздохнул Ур. — А было бы чудно.

— Вы мне надоели, — сухо бросил я в румяные лица. — Оставьте меня в покое. Я уверен, что разберусь сам во всем. Я не знаю, что нужно мне, откуда вы можете знать это?

— Каждая женщина обладает талантом незаметно, но цепко затягивать тебя в невидимые паутины тонкого флирта, такого же липкого и настойчивого, как у паука, — с сомнением глядя мне в глаза, произнес Ит. — Мы думаем, что делаем все сами, но это не наш талант. А твоя женщина — не каждая. Ты можешь разбираться вечность, она легко тебе организует это. Каждый ответ будет порождать новые вопросы, и так до бесконечности. Ты можешь плутать вечно. Но и этого не случится — времени у тебя совсем мало.

«…настолько мало, что скажи мы тебе, сколько, ты потеряешь покой...»

— Она ушла, — утомленно ответил я. — И больше не придет, она сказала, что ей все это надоело.

— То, что говорят люди, надо понимать с точностью до наоборот, — усмехнулся Ит. — А твоя женщина — не просто человек или даже не совсем человек. Не ищи истины в ее словах, вообще не ищи там ничего, потому что за каждой с трудом открытой дверью будешь находить три новые с еще более сложными замками. — Он подлил себе кофе, не спуская с меня глаз. — Тем более что скоро ты побежишь к ней. С точки зрения здравого смысла ей нет резона гоняться за тобой, все, что ей нужно, у нее в руках. Она делает это только потому, что она женщина.

— Извини, — театрально развел руками Ур. — Но нам придется вывезти тебя насильно, милый друг. — Первая его улыбка за сегодня выглядела зловеще.

«...началось...»

— По крайней мере я должен сходить в туалет, прежде чем мы выдвинемся, — сдался я. — Давайте подумаем, где очень холодно, почти нет людей и, кроме того, — минимум достижений цивилизации. Может, даже лес вокруг или горы.

И обязательно холодно. К примеру — Оймякон! — Толстяки удивленно переглянулись и поежились. — Пусть будут дикие звери и никакой связи с внешним миром. — Я поднялся и двинулся прочь, пока напуганные моим предложением спутники молча глядели друг на друга.

В туалет я не пошел, минув искомую дверь, и сразу направился из гостиницы, прибавив ходу, как только оказался на улице. Возвращаться я не собирался, все мои вещи находились при мне, некоторое количество местных денег должно было хватить на пару недель.

Ближе к вечеру, устав от прогулок, я наугад зашел в ресторанчик поправить баланс сил. Там, к своему удивлению, столкнулся с невозмутимыми толстяками.

Они поприветствовали меня возгласами комического удивления и пригласили к их столу — отужинать.

Мы поели, запили ужин бутылкой великолепного сухого вина цвета позднего заката, переговариваясь на отвлеченные темы.

И я опять сбежал, применив все тот же нехитрый прием.

На другом конце города отыскался крохотный отель, куда я и заселился, с удовольствием уснув и не запомнив ни единого сна.

Наутро в лифте я столкнулся с моими спутниками, что опять же весело меня поприветствовали, пригласили позавтракать, что и было осуществлено.

Кофепитие я пресек очередным побегом — до того, как толстяки взялись за чашки.

В этот раз спутники мои запропастились, я с опасением заходил в разные заведения и гулял по городу, ожидая неминуемой встречи, но она не состоялась.

И Сашка пропала на несколько месяцев. Не проявилась ни она, ни сны, казалось, все они махнули на меня рукой.

Вскоре мне надоело солнце, прячущееся на крышах и чердаках, мелькавшее в тонких прорезях между домами и страстно заливавшее площади, набережные и воду ослепительной краской. Мне осточертели круглые столики при кафе на набережных, я устал от передвижений на моторных лодках. Я утомился каждый день восхищаться местным вином, несмотря на то что оно оставалось прекрасно.

Я поступил на работу — официантом, чтобы продолжать снимать номер в заурядном отеле и хладнокровно пить вино. Но разносил еду недолго. В самое неожиданное время на меня нападала зевота, победить которую было невозможно, от нее пронзительно болело лицо. Особенно часто приступы случались во время работы. Я уволился. Деньги мне благородно высылали из точки М.

Мистика пропала. Единственным событием, которое не вписалось в канву размеренного существования в чужом городе, оказался странный стук в дверь на сорок седьмой день моего пребывания тут. Я уже спал в очередном из недорогих отелей славной местности на воде, вдруг в двери требовательно поскреблись. Не ожидая гостей, я попытался продолжить спать, но постукивание не прекратилось. Спустя мгновение я стоял в раскрытых дверях номера, но тускло подсвеченный коридор с потертой дорожкой убедительно пустовал.

Я лег в кровать разочарованный, но тут опять кто-то принялся стучать. Я прыжком вылетел в дверь, но опять столкнулся с пустотой. За ночь подобное произошло шесть раз.

На следующий день я сменил отель, и покой вернулся ко мне, но с тех пор я принялся зевать. Ее величество Скука овладела моим сознанием, я то и дело вздыхал по прошлому, меня беспокоило будущее.

Я мысленно звал толстяков, но ответом стелилась тишина.

Спустя еще неделю зевательная мания обратилась в оглушительный кашель, от которого болели грудная клетка, челюсти и даже суставы.

Спустя еще неделю я понял, что так жить нельзя, и город начал ощутимо тяготить. Я собрал небольшой чемодан, которым успел обзавестись за время меланхоличного пребывания тут.

Освоил в пешем передвижении несколько километров, через разветвленную сеть переулков выбрел на тонкую полоску моста, за которым раскинулся автовокзал. Отсюда начинал быть и простирался вдаль незабвенный автотранспорт.

Я изловил такси и с удовольствием погрузился в его ужатое тело, назвав в качестве точки достижения самое позитивное из значений, а именно — аэропорт.

Пожилой человечек за рулем, не меняясь лицом, усвоил информацию и поддал газу. Для местной умиротворенности он оказался весьма прытким водителем, за тонированным стеклом заспешили бесцветные индустриальные пейзажи вперемешку с шерстяным на вид водным фоном.

Я зевал, чихал и извинялся, таксист пожимал плечами сам себе и спешил избавиться от болезненного пассажира методом скорости. Так или иначе я успел задремать за время нашего путешествия, когда доброжелательная рука потрясла меня за плечо, вырывая из плена грез, и помогла вынуть из багажника большую часть моей жизни, уложенной в кожаную узость.

Накрапывал дождь, я ощутил себя невыносимо одиноким. Захотелось сделать что-нибудь злое, чтобы отвлечь тоску.

Предстал выбор места назначения, стоило вплыть сквозь самостоятельную дверь в просторное кондиционированное помещение аэропорта с пространным залом вначале и множеством коридорных рукавов и самостоятельных эскалаторов после покупки билета.