Но, кроме ощущения предательства со стороны Дома, было и ещеодно неопределенное чувство, заставлявшее меня сжиматься от боли. Я не хотелазадумываться о нем, не хотела докапываться до причин. Глаза жгло отподступающих слез. Я не хотела знать, почему его решение отдать меня в рукидругого вампира причиняет такую мучительную боль.

Не потому, что он соглашался отдать меня Моргану.

А потому, что не хотел оставить для себя.

Я крепко зажмурилась, последними словами кляня своюглупость. Как же я могла так сильно привязаться к мужчине, который с легкостьюрешает от меня отделаться? Дело даже не в любви, не в страсти, а в какой-топодспудной уверенности в том, что мы связаны какими-то очень важными узами. Чтомежду нами есть и будет нечто большее, чем неловкость из-за неразделенноговлечения.

Как было бы просто и удобно свалить все на живущего во мневампира, объяснить эту связь тем обстоятельством, что именно он создал меня, онпревратил в вампира, что он имеет право мною командовать, а я обязана емуслужить. Но магия и генетика здесь были ни при чем.

Это касалось мужчины и женщины…

Морган негромко кашлянул.

…и еще одного мужчины, все еще стоящего передо мной наколенях.

Открыв глаза, я вспомнила, что до сих пор стою в центрезала, перед нетерпеливо ожидающими моего решения вампирами. И тогда япостаралась забыть о боли, причиненной предательством Этана, хотя он об этом, возможно,даже не подозревал, и выполнила свой долг.

Я опустила меч, улыбнулась Моргану и приняла протянутую мнеруку. Я сумела заговорить бесстрастным голосом, не делая попытки притвориться,что рада возможности стать связующим звеном ради политических целей.

— Морган, второй в Доме Наварры, я принимаю твоепредложение ради Дома Кадогана, ради моего мастера и ради себя самой.

Сначала раздались отдельные нерешительные хлопки, но скороаплодисменты загремели на весь зал. Морган поднялся, поднес мою руку к губам,потом сжал пальцы. И озорно улыбнулся:

— Разве это так плохо?

Я приподняла брови, не желая разделять его веселье:

— Быть пешкой?

Покачав головой, он шагнул вперед и нагнулся к моему уху:

— Несмотря ни на какие политические соображения, яповторю то, что уже говорил раньше, — я хочу тебя. — Он выпрямился, ив его глазах блеснуло восхищение, не слишком меня обрадовавшее. — Особеннотеперь, когда ты сменила свой гардероб. Хвала твоему стилисту. Когда я могутебя снова увидеть?

Наши взгляды встретились, и, заметив, что он говоритискренне, я немного успокоилась, а потом через плечо посмотрела на стоявшегопозади блондина. Этан поймал мой взгляд, но его глаза оставались равнодушными ине выражали никаких эмоций. Лишь легкая морщинка между бровями была единственнымсвидетельством того, что произошло какое-то важное событие.

И тогда, позабыв о последствиях, я позволила своему взглядувыразить все чувства, которые он заставил меня испытать. Я не скрывала ничего:ни гнева, ни боли предательства, ни того, о чем, я знала, буду больше всегожалеть, — подвергшейся тяжелому испытанию привязанности. А потом сталаждать, чем мне ответит, если вообще ответит, Этан, хотя Морган все еще стоялрядом.

Салливан долго смотрел на меня, и его лицо оставалосьсерьезно-сосредоточенным.

Затем его губы плотно сжались, и Этан медленно, словно черезсилу, отвел взгляд.

Я на мгновение оцепенела. Потом повернулась к Моргану,широко улыбнулась, надеясь, что улыбка не покажется ему вымученной, и послушноответила:

— Позвони мне.

Этану хватило нескольких минут, чтобы успокоить толпу. Кактолько он снова завладел их вниманием, я вернулась на прежнее место —достаточно близко, чтобы защитить его в случае необходимости, но за пределамивнутреннего круга. На сегодня я уже получила свою порцию внимания.

— После такой приятной… романтическойинтерлюдии, — с улыбкой заговорил Этан, отдавая дань благодушномунастроению слушателей, — нам придется вернуться к делу об убитых девушках.

В наушнике затрещали помехи, потом прорвался голос Люка.

— Спасибо за отвлекающий маневр, страж, — зашепталон. — Он был как нельзя более кстати. Но надо быть настороже — напряжениенемного ослабло, однако главный взрыв, как мне кажется, еще впереди.

Я легонько кивнула, давая понять, что получила сообщение.

— Это «дело» становится все более запутанным, —сказал Ной, стоя все так же, со скрещенными на груди руками. — Похоже,противник просочился в Дом Наварры.

— Выходит, что так, — кивнул Этан. — Мы имеемдело с киллером или киллерами, кто имеет доступ во многие Дома и, возможно,объявил им вендетту.

— Но вендетта объявлена и бродягам, — заметилНой. — Не забывайте, что каждый раз, когда Дома заявляют о своейневиновности, они косвенно обвиняют нас.

— Косвенно или явно, — проворчал Скотт,подключаясь к разговору, — но трудно обвинять тех, о чьем существованииникому не известно. Общественности известно о нас, и потому все дерьмовыливается на наши Дома.

— Тогда, может, вам не следовало лезть вперед, —проворчал один из бродяг рядом с Ноем.

— Это был не мой выбор, — отрезал Скотт.

— И не мой, — добавил Этан. — Но теперь обэтом поздно рассуждать. Единственное, что нам остается, — этосотрудничество. С департаментом полиции, с администрацией, со следователями.Только взаимодействие может оградить нас от нападок общественности. По крайнеймере до тех пор, пока преступник не будет найден.

— А наше существование? — негромко спросил Ной.

В зале установилось молчание, пока мастера — Этан и Скотт —обдумывали варианты решений.

— До тех пор пока мы не установим, кто виновен впреступлениях, — заговорил наконец Скотт, — нет смысла впутывать вэто дело других вампиров. — Он пожал плечами и взглянул на Этана. —Это мое мнение.

Этан кивнул:

— Я согласен.

— Тогда мы будем ждать, — заявил Ной, упершисьруками в бедра. — И если у кого-нибудь имеется хоть какая-то информация обучастии вампира или вампиров в этом грязном деле, пусть он выйдет вперед. Мы несобирались привлекать к себе внимание общественности, и не намерены делать этосейчас. Если Дома падут, мы не станем объявлять о своем существовании, арассеемся в мире людей, как делали это раньше. — Он посмотрел на Этана иСкотта, потом остановил свой взгляд на Моргане. — Советую вам навестипорядок в своих Домах, — сказал Ной напоследок.

С этими словами он повернулся и шагнул в толпу. Вампирырасступались, освобождая путь ему и шедшим позади Ноя бродягам.

— А мы объявим перерыв, — пробормотал Этан.