Я воспользовалась случаем и задала вопрос:

— Есть какой-то прогресс в расследовании?

Люк вздохнул, и я представила, как он развалился в кресле воперативном отделе и забросил ноги на стол.

— Морган был в прекрасном настроении, когда онирасходились, но это, по-видимому, твоя заслуга. Вряд ли их совещание былопродуктивным. Ни у кого нет ответов на вопросы, а улики указывают на всехсразу. Никаких следов на месте преступления, кроме явно нарочно оставленныхбезделушек. Но они поняли, что Этан тут ни при чем и даже не санкционировалпреступления. Это не его метод.

Тут можно было согласиться.

— Послушай, — сказала я, — раз уж я тебепозвонила… — Я помолчала, подыскивая подходящие слова для извинения. —Прости, что я вчера так быстро ушла. После этой выходки Моргана…

— Все в порядке, — быстро ответил Люк. — Тысправилась с ситуацией, выступила в самый подходящий момент и дала Моргану шансвыйти без потерь. Ты сделала свое дело. Я доволен. Да, кстати, видела бы тысвое лицо, когда он опустился на одно колено. — Люк разразился хриплымсмехом. — Боже мой, Мерит, — заикаясь от смеха, сказал он, — этобыло бесподобно. Серна в луче прожектора.

Я состроила гримасу, которой он не мог видеть, и сухопроронила:

— Рада, что доставила тебе удовольствие, Люк.

— Вспомни свое испытание. Ты все делаешь не так, какдругие.

— Ты имеешь в виду коммендацию? Это скорее былоиспытанием для Этана, а не для меня.

— Нет, я говорю о твоем превращении.

Я замерла с поднятой к звонку рукой и нахмурилась:

— Превращение? А почему ты говоришь о нем как обиспытании?

Его тон стал более серьезным:

— А разве это можно назвать чем-то другим, кромеиспытания?

— Я хочу сказать, что почти ничего не помню. Ну, боль,холод, больше ничего.

Люк так долго молчал, что я окликнула его, но и тогда онподал голос не сразу.

— Я помню каждую секунду, — наконец сказалон. — Три дня боли, лихорадки, жара и судорог. Мокрые от пота одеяла. Идрожь такая сильная, что я боялся за свое сердце. И я начал пить кровь раньше,чем физиологически был готов к ее приему. Как же ты всего этого не помнишь?

Я погрузилась в воспоминания, пытаясь сосредоточиться нарасплывчатых образах, маячивших на границе зрения, пытаясь заново прокрутитьмысленную запись тех дней. Но не вспомнила ничего, кроме отдельных картин ипоездки домой, головокружения, заторможенности и нечеткого зрения, когда вышлаиз — машины.

Наркотики?

Неужели мне ввели наркотики, чтобы хоть частично избавить отагонии превращения? Я не успела высказать свою теорию Люку, да и не слишкомхотела, поскольку меня смущали некоторые подробности. Кто ввел мне наркотик? Ипо какой причине? К счастью, в этот момент открылась дверь офиса и впрямоугольнике яркого света показался силуэт Этана. Следом за ним вышел Катчер.

— Люк, он выходит.

— Присмотри за ним.

Я пообещала, что все сделаю, и выключила телефон, а потомдождалась, пока Этан и Катчер не пожали на прощание друг другу руки. Этанподошел к своей машине, окинул взглядом темную улицу, открыл замок и скользнулвнутрь. Катчер все еще стоял на тротуаре, дожидаясь, пока Этан отъедет. Когда«мерседес» удалился на квартал, я включила зажигание и подвинула машину вперед,к Катчеру. Он молча показал на удаляющийся «мерседес» Этана, вытащил свойтелефон и откинул крышку. Мой аппарат зазвонил почти в то же мгновение.

— Куда он направляется?

— К Линкольн-парку, — раздраженно бросил Катчер.

— К Линкольн-парку? Зачем?

— Он получил письмо, написанное точно на такой жебумаге и тем же почерком, что и записки, посланные тебе и Селине. В письме быланазначена встреча и обещана информация об убийцах. Но с условием, что он придетодин.

— Они не узнают, что я там тоже буду, — пообещалая.

— Держись за несколько машин от него. Хорошо, чтосейчас ночь, но твоя машина все равно слишком выделяется.

— Он не знает, на чем я езжу.

— Я в этом сомневаюсь, но все равно не подъезжайслишком близко.

Потом Катчер объяснил мне, где назначена встреча. Этандолжен был подойти к небольшой пагоде, что на западном берегу Северного пруда.Это давало мне дополнительную возможность остаться незамеченной. Я моглавыбрать другой маршрут, а не тащиться на хвосте у мастера-вампира.

— Меч с тобой?

— О да, мой капитан. Меч со мной. Я уже научилась ненарушать инструкции.

— Тогда делай свое дело, — сказал Катчер иотключился.

Если бы Этан знал о моей слежке, он вел бы себя иначе. Япропустила три машины и была рада, что ранним вечером на дороге еще достаточномного автомобилей, за которыми можно спрятаться. Этан ехал осторожно имедленно. Это не должно было меня удивлять, ведь таким был образ всей его жизни— он всегда очень тщательно манипулировал событиями. Но стиль езды меняразочаровал. На таких машинах надо гонять с ветерком.

Вскоре я увидела, что «мерседес» остановился у обочины, ипоблизости стояла всего одна машина. Я подъехала к ней, встала сзади,застегнула на талии пояс с катаной и вышла на тротуар. А затем — в моментнетипичного для меня приступа интуиции — достала из парусиновой сумки Джеффа,до сих пор лежавшей за передним сиденьем, осиновый колышек. Я выбрала самыйострый из них, сунула его за пояс, тихо прикрыла дверцу и дальше сталапробираться пешком. Пригибаясь к самой траве и прячась за деревьями, я сумелаподойти достаточно близко, чтобы рассмотреть Этана. Его высокая худощаваяфигура отчетливо выделялась на фоне пагоды. Этан стоял спокойно, засунув руки вкарманы, но его лицо выдавало внутреннее напряжение.

Я остановилась, смотрела на него и думала: «Господи, нупочему он пришел сюда один? Почему согласился встретиться с информатором втемноте, посреди пустынного парка и не взял с собой охрану?»

Меня скрывала густая тень, и я могла, если это будетнеобходимо, прийти ему на выручку, но не стану мешать ему получить сведения оттого, кто назначил эту встречу.

Тишину нарушил скрип шагов. Женщина. Рыжеволосая.

Эмбер.

Стоп. Эмбер?

Я увидела, как лицо Этана дрогнуло от потрясения узнавания иострого разочарования. Внезапно нахлынувшее сочувствие отозвалось во мне болью.

Этан шагнул ей навстречу, быстро оглянулся по сторонам ивзял Эмбер за руку чуть повыше локтя:

— Что ты здесь делаешь?

Она опустила взгляд на руку, потом взглянула в лицо иразжала его пальцы:

— А как ты думаешь, что я здесь делаю?