Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что значит «нишевая»?
– Думаю, прямое значение – ниша, что-то недоступное, спрятанное. То, что в обычных магазинах не купить. Вон, смотри, какой бархатный флакончик!
Надя потянулась к лазурному пузырьку с золотой крышкой.
– Хотите попробовать аромат? – рядом появилась рыжеволосая девушка.
Она открыла флакон и брызнула на полоску из белой плотной бумаги.
– Erba pura, аромат шлейфовый, роскошный, это истинный итальянец, верхние ноты: апельсин, цитрусы, бергамот, ноты сердца: фрукты, базовые: амбра, белый мускус и ваниль с Мадагаскара.
– Ты слышал – амбра? – обрадовалась Надя. – Давно ты ее не делал. Почему?
– Сделаю.
Надя вдохнула пряный, чуть сладковатый запах. И снова почувствовала, как где-то в голове появляются мурашки – так однажды случилось с Шанелью номер пять, и вот теперь появился еще один запах, которым ей хотелось дышать вместо воздуха.
– Нравится? – спросил Лялин.
– Да, – ответила она. – Я хочу попробовать на руке.
Надя повернулась к девушке и подняла руку запястьем вверх.
– Крышечка к кедам подходит, – улыбнулся Лялин.
– Точно! А давай еще что-нибудь понюхаем! Я хочу вон те, с единорогом на коробке!
Рыжеволосая фея снова брызнула на бумажку, теперь из розового флакона.
– Это легкий фруктовый аромат, бал, праздник, любовь… – она начала рассказывать про духи.
– А есть что-нибудь с апельсином? – перебила ее Надя.
– Конечно. – Девушка взяла пузырек терпкого зеленого цвета. – Здесь солнце, апельсиновый сад, восточные пряности…
– А как называются бумажки, на которые вы брызгаете?
– Это блоттер.
– Блоттер, – повторила Надя, пробуя новое слово на вкус. – А что у вас есть мужское? Только не очень сладкое…
Когда они вышли из магазина, Лялин нес большой фирменный пакет, а Надя букет ароматных блоттеров.
– Вот, понюхай, – она протягивала ему то одну, то другую надушенную бумажку.
Надя выбрала самый первый лазурный бархатный флакон.
– Не понимаю, зачем такую бутылочку упаковывать в коробку размером с два пакета молока? – пожал плечами Лялин.
– Ты что! Там же амбра! И что-то там с Мадагаскара.
– А, ну тогда понятно!
– Веди меня к пруду!
Надя широко улыбалась, ей хотелось прыгать, петь, смеяться и обнимать Лялина.
Возле пруда одна из золотых ручек развязалась и выпала, и Надя взяла пакет, пока он вдевал и завязывал золотой шнурок.
– Я так никогда не завяжу, перестань кусать мои пальцы! – рассмеялся Лялин.
– Я не кусаю, я целую! Все, не буду.
Они шли вдоль воды, и солнце мягко обнимало их, деревья, улицы, как будто решило подарить весь свой свет. Под его лучами светились Надины золотые кеды, блестели ручки пакета с лазурным бархатным флаконом внутри, сияли блики Патриаршего пруда, словно кто-то рассыпал на его глади золотые монеты, медленно уходящие под воду.
– Ну что, куда пойдем? – спросил Лялин. – Не хочешь где-нибудь посидеть?
– Можно. Только давай еще погуляем. А пойдем по бульварам? И по дороге что-нибудь выберем.
На Тверском, недалеко от Есенина, Надя остановилась возле клумбы с геранью.
– Ты любишь герань? Я люблю. У бабушки на окне росла. Правда, у нее была белая. А красная – помнишь, мы в Париже видели, там много на балконах и окнах… Слушай! Давай украдем герань!
– Да я куплю тебе, ты какую хочешь?
– Нет! Я хочу эту! С бульвара. Посмотри, полиции нет?
Лялин посмотрел по сторонам и встал так, чтобы заслонить Надю.
– Кажется, у меня был пакет, – он открыл сумку.
В это время Надя аккуратно вынула кустик вместе с комом земли.
– Надо платок намочить, обмотать корни, – подсказал Лялин и достал из кармана синий клетчатый платок.
– А тебе платок не жалко?
Надя достала из сумочки маленькую бутылку с водой.
– Мне для тебя ничего не жалко.
– Ладно, я потом постираю. Вот, лей.
Они обернули корни мокрым платком и положили цветок в пакет.
– Может, тогда не пойдем гулять, поедим и поедем? – задумалась Надя.
– А я говорил!
– Ну я же не знала, что мы найдем герань.
– И украдем герань. Давай тогда вернемся в переулки, там на углу я видел какой-то морской ресторанчик.
Когда они сели на мягкий диван возле окна, Надя поняла, что устала.
– Выбери что-нибудь для меня, – попросила она.
– Есть крабовая колбаса с манго. Ты же любишь крабов?
– Годится! А овощи какие-нибудь есть?
– Картошка, цветная капуста с сыром, запеченное ассорти… – прочитал Лялин.
– Давай капусту. А ты что будешь?
– А я съем обыкновенного палтуса.
– Тоже хорошо. Ой, смотри, какие здесь вилки! – оживилась Надя, заметив, что ручки у приборов золотого цвета, да еще и закручиваются на манер улитки. – А давай…
– Нет. Вилку мы красть не будем.
– Ну и ладно. – Надя нарисовала на запотевшем бокале сердечко, сквозь которое заблестело вино, яркое и прозрачное.
– Может, попросим для герани вазу? – предложил Лялин.
– Лучше горшок и землю. И лопатку!
Они засмеялись, и Надя подумала – как бы сделать так, чтобы этот день замер, остановился, или хотя бы остался в памяти целиком, до последней детали. Их утро, солнечный свет, запах духов, цвет вина, красные лепестки и синий клетчатый платок, которым они укрывали корни.
– Поселим герань пока у тебя, ты не против?
– Конечно, нет. Только купим по дороге горшок, я знаю один магазин недалеко.
Перед сном они долго лежали рядом. Надя особенно любила это безмятежное молчание, переходящее в сон. Их блаженное беспамятство. Она не знала, о чем думает Повелитель, и не была уверена, думает ли она сама о чем-нибудь, но эта блаженная близость, чувствовать любимого человека рядом – что могло быть лучше…
– Мне кажется, я лежу на пуховом облаке, – наконец произнесла она.
– А я на шерстяном. – Лялин положил ладонь ей ниже живота.
– А не колется?
– Приятно покалывает.
– А у тебя борода колется, когда только подстрижена.
– Сильно?
– Приятно.
– А я тебе вот что хотел сказать. Ты меня слушаешь?
– Да.
– Я хочу написать новую книгу. Биографию Анненского. Чтобы сразу складывалась картина: его жизнь, произведения, что происходило в стране в это время…
Надя смотрела, как менялось лицо Лялина во время его рассказа: сомнение, уверенность, а сейчас он говорит о главном и сам пока еще не чувствует, насколько это прекрасно. Она даже стала медленнее дышать, вслушиваясь в его слова, счастливая тем, что он впустил ее в свою мастерскую. И когда работа выйдет, Надя будет самой счастливой поклонницей – ведь она знала, как книга начиналась. Как будто временные пласты остановились, чтобы навсегда оставить этот миг не только в ее, но и во вселенской памяти: писатель рассказывает женщине о своей новой книге. И они словно две песчинки, застывшие в этом времени, и потом, когда их не будет, останутся книги, и вот это: