подошел к еще одной маленькой дверце в стене и открыл замок. Они поднялись по узкой белой лестнице с высокими ступенями, миновав небольшую светлую комнатку, и вышли, точнее, выбрались на колокольню через низкий проем. Надя и Лялин сразу почувствовали солнечный ветер – не такой, как внизу. Москва окружила их со всех сторон. Вон белая свеча колокольни Ивана Великого, краснобашенный Кремль, там – высотка на Котельнической, а почти рядом красно-белые купола храма Климента. Зеленые шапки деревьев, покатые крыши домов, серые заводские трубы. Надя прищуривалась от яркого солнца, рассматривая город.

Николай рассказывал о линейном строительстве колоколен, об очередности звона и о звоне на четыре стороны света. И что их колокольня звонила второй – после Ивана Великого. О гениальном звонаре Константине Сараджеве, который мог исполнить на колоколах больше ста классических симфоний. Сын дирижера Сараджева и дочери Нила Филатова, основавшего русскую педиатрическую школу – это его имя сейчас носит Филатовская больница. Об этом уникальном виртуозе Анастасия Цветаева написала «Сказ о звонаре московском». Надя слушала гида и думала о затейливых узорах судьбы, соединяющей жизни великих людей. Случайны ли эти связи? И кто из них останется, сумеет пройти сквозь века, а кто станет одним из публикующих воспоминания о великих? Лялин взял ее за руку, и она прижалась к нему, спрятавшись от ветра.

Во время спуска, когда они снова проходили мимо маленькой комнатки, Николай рассказал, что это комната звонаря и здесь в тридцатые годы был задушен подушкой протоиерей Димитрий Карнеев. Убийц так и не нашли.

– Ужас какой! – громко сказала Надя.

Она спускалась второй – впереди шел Лялин, замыкающим – Николай. Лестница была узкой, они разговаривали, но не видели друг друга, перед собой Надя различала крутые изгибы белой стены и деревянные перильца, за которые крепко держалась, спускаясь с одной ступени на другую.

– Как бы нас ни закрыли в храме, уже поздно, – услышала она голос Николая.

Но дверь оказалась открыта.

– А в нижний храм войти можно? – спросил Лялин.

Николай ненадолго исчез за черной дверью, потом вернулся и позвал их. В нижнем храме шла работа, женщины, стоящие на лесах, реставрировали иконы. Здесь же находился вход в детскую школу. Надя и Лялин прошли по кругу и вернулись на улицу.

Перед тем как идти в музей и усыпальницу, они сели на лавочку. Здесь Николай рассказал им про колокол, который не хочет возвращать церкви Большой театр, про новое здание, выделенное министром культуры для реставрационных мастерских после того, как он сам посетил храм, про «битву за Кадаши» в 2004 году, когда реставраторы не хотели покидать это здание, а тогдашний министр культуры Швыдкой заявил, что «священник захватил храм». И все же храм передали приходу, а реставрационному центру Грабаря выделили новые помещения. Узнав об этом, главный реставратор якобы от злости ударил кулаком по иконе, она упала и раскололась.

– Не берусь утверждать, но, возможно, пожар в выделенных помещениях неслучаен, – заключил Николай.

– Это пожар, когда торфяники горели? – уточнил Лялин.

– Да. Жара стояла страшная…

В усыпальнице оказалось тихо и прохладно. Вдоль стен стояли длинные деревянные ящики со стеклянными крышками, в них раздельно лежали черепа и кости.

– Это останки москвичей, а также монахов, переданные для перезахоронения храму Воскресения Христова в Кадашах из разных храмов, – пояснил Николай.

– А вот, – он показал на белый саркофаг, – уникальная находка, в нем был отдельный женский скелет. Правда, археологи зачем-то перемешали ее кости с остальными, – Николай кивнул в сторону ящиков со стеклянными крышками.

– А как же они незахороненные тут лежат? – спросил Лялин.

– А все просто, – ответил Николай. – Усыпальница находится ниже уровня земли, следовательно, считается захоронением.

Последней частью экскурсии стал музей. В первой комнате находились археологические находки, а также предметы крестьянского быта. Николай показал древнюю книгу, принадлежащую храму, крест, подаренный жителем Замоскворечья – в советское время местные подбирали какие-то предметы и потом, когда храм снова открылся, многие возвращали сохраненное. Изразцы, иконы, кресты из коллекции архитектора Барановского. Возле изразцов Николай рассказал, что отец настоятеля, Александр Борисович Салтыков, восстанавливал Гжельский промысел.

Надя подошла к столу, где стояли крынки, горшки, самовар, ткацкий станок – вещи того времени.

– А это кадка! – обрадовалась она, указав на что-то округлое, накрытое льняным полотенцем.

– Нет, не кадка, – ответил ей Лялин.

Оказалось, под полотенцем стоял жернов.

– Жернов? – переспросила Надя, уставившись на каменный кругляш размером с два хороших ноутбука.

– Вот так муку ты бы помолола и испекла… испекла… колобок! – нашел Лялин нужное слово.

– Или блины, – засмеялась Надя.

Николай подошел к следующей полке и снял бубенцы для лошадиной упряжки.

– А вы можете дать послушать, пожалуйста! – попросила Надя.

Николай встряхнул рукой, и старинные бубенцы нежно зазвенели.

– Как в кино! – обрадовалась Надя. – То есть в кино как здесь. Она пошла дальше, заметив какой-то странный предмет – коробку, похожую на хлебницу, с лопастями внутри.

– Это маслобойка, – объяснил Лялин. – Вот колобок ты испекла, теперь можно масло сбивать, – и они с Николаем снова засмеялись.

– Масло сбивать, вот еще! А ты что будешь делать?

– Я буду есть твой колобок с маслом…

Надя пожала плечами и пошла дальше. На отдельной стене, под картиной «Изгнание священника из дома» стоял стенд с вещами, «попавшими в храм с божьей помощью». В нем лежало «Наставление для прихожан» – лист бумаги, который дворник когда-то не выбросил, а теперь отнес действующему настоятелю. Серебряный поднос, вывезенный из Америки без документов, не обративший на себя внимания таможенных служб. Николай говорил спокойно, но вдохновенно, словно совсем не устал за три часа, проведенные с ними.

Уже на выходе он рассказал о портрете над дверью, Николая Григорьева – мясного короля, владельца колбасной фабрики на территории Кадашей. Крестьянин по происхождению, создавший производство и поставлявший продукцию к царскому двору после революции окончил жизнь в нищете и забвении.

И уже когда экскурсия закончилась и они попрощались с Николаем, он догнал Надю и Лялина со словами: «Давайте я вам надгробие покажу!», и подвел их к большому белому надгробию для супружеской пары.

– Ценная находка! – произнес он.

Надя, глядя на белую плиту, подумала, что любовь – это не только желание жить вместе, но и лечь в одну могилу. Когда мертвый человек остается родным.

Перед выходом за ворота она оглянулась: яблони качали своими ветками, на крыше ворковали белые голуби, тюльпаны наклонялись в сторону солнца. Храм с колокольней смотрел в небо всеми своими крестами, словно именно он держал весь этот свет, земной и небесный. Солнце качалось на теплых оранжевых стенах, ветер нежно дул в лицо.

Будто бы