Королева видела приближение чар, распознала угрозу. Она сжалакулак, и воздух вдруг отвердел, я не могла вдохнуть – ребра не поднимались. Яповалилась на пол, но успела увидеть, как мои чары ударили по ней, успелаувидеть, как льется кровь у нее изо рта, из носа, из ушей, из глаз. Я упала наколени рядом с бьющимся в корчах Галеном, но сквозь туман перед глазами, сквозьтанцующие белые искры я увидела, как оседает на колени Андаис. Она смотрела наменя обведенными кровью глазами и, кажется, говорила что-то, но я уже неслышала. В ушах звенел беззвучный вопль моего несчастного тела, жаждущего хотьглотка воздуха. Я упала – на живот. Даже умирая, я хотела видеть ее смерть.

Андаис рухнула сломанной куклой, ничком, лицом в пол. Непопыталась подставить руки. Просто свалилась, и кровь растекалась из-под нееалой лужей, все шире и шире.

Глаза застлало мраком, и я забилась на полу, придавленная еемагией, пытаясь вдохнуть – и не в силах сделать вдох. Я лежала, задавленная еепоследним ударом, и хоть мое тело паниковало за меня, скребя по полу в попыткевдохнуть, я страха не чувствовала. Последней моей мыслью перед тем, как всепоглотил мрак, было: "Ну и хорошо. Раз она их больше не тронет,хорошо". Потом мое тело перестало сражаться, и ничего больше не было –только тьма и отсутствие боли.

Я стояла на высоком холме и смотрела вокруг. До самогогоризонта, смешиваясь с его голубой туманной далью, простиралась роскошнаязелень, настоящий изумрудный океан. Целый восхитительный миг я стояла одна навершине огромного холма, а потом почувствовала, что кто-то здесь есть. Я неслышала ни звука, ни движения, просто знала, что если оглянусь, то за спиной уменя кто-то будет стоять. Я думала увидеть Богиню, но ошиблась. В лучах яркогосолнца стоял мужчина. На нем был плащ, тенью скрывавший его лицо и прятавшийочертания фигуры, развеваясь под легким ветерком. То мне казалось, чтонезнакомец широкоплеч, то что скорее тонок. Словно тело под плащом менялосьпрямо у меня на глазах.

Ветер отбрасывал назад мои волосы и раздувал колоколом егоплащ. Ветер принес мне запах поля и леса. Незнакомец пахнул первозданнойдикостью леса и свежевспаханным полем, но, кроме этих густых ароматов, был ещеодин, который невозможно описать. От него пахло – за неимением других слов –мужчиной. Но это слово мало что передает. Так пахнет шея мужчины в разгар любвии страсти – дивный аромат, от которого сжимается грудь и переполняется сердце.Если бы парфюмеры сумели разлить его по флакончикам, они бы озолотились, потомучто от него пахло любовью.

Он протянул ко мне руку, и я пошла к нему. Рука его меняласьежесекундно, как и тело – цвет кожи, форма и величина ладони, – словнопроплывая множество вариантов. Рука, взявшая мою ладонь, оказалась темной, каку Дойла, но лицо под капюшоном Дойлу не принадлежало. Я различала в нем чертывсех моих мужчин. Все, кто познал мое тело, отражались и проплывали в лицеБога, но руки, притянувшие меня, были самые настоящие, крепкие руки. Он прижалменя к себе, плащ одел нас обоих и затрепетал крыльями на ветру. Я положилаголову ему на грудь, обвила талию руками, и мне стало так спокойно, словно мнебольше ничего не страшно. Я словно обрела дом – тот дом, каким его всепредставляют, но каким он никогда не бывает. Мирный, счастливый – именно то,что нужно, все, чего ты хотел. Минута полного спокойствия. Абсолютное счастье. Иказалось, что так может продолжаться вечно.

И стоило мне сформулировать эту мысль, как я поняла, что иправда может. Я могу остаться здесь, в руках Бога, или уйти туда, где царят мири счастье. Счастье ждало меня, и я могла к нему уйти, но я вспомнила о Дойле ио Холоде, о Галене, Никке, Китто, Рисе... О Богиня, Рис!.. Неужели королеваослепила его? Спокойствие ударилось о мое горе и разлетелось вдребезги.

Руки обнимали меня все так же крепко, грудь была так женадежна, и сердце его билось уверенно, наполняя меня все той же радостью. Он неизменился, изменилась я. Если я умру, что станет с моими стражами? Андаис неумерла, она умереть не может, и ее гнев, когда она придет в себя, будет простоужасен.

Я пыталась удержать радостное спокойствие, я цеплялась за него,как ребенок цепляется за родителей, когда боится оставаться в темноте, –но я ведь не ребенок. Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти икрови, и я еще не могла уйти к вечному миру. Мне нельзя оставить моих людей намилость королевы.

Я чуть отстранилась взглянуть в лицо Богу, но увидеть еготак и не смогла. Кто-то говорит, что у Бога лица нет, кто-то – что у него лицотвоей самой большой любви, кто-то – что у него лицо того, кто тебе больше всехнужен. Не знаю, только для меня тогда его лицо было все из улыбки и теней. Онменя поцеловал, и губы его пахли медом и яблоками. В голове у меня прозвучалголос, в котором смешались рокочущий бас Дойла и звонкий смех Галена:"Поделись этим с ними".

Я очнулась, ловя воздух ртом, грудь была как в огне. Япопыталась сесть, но от боли тут же упала обратно, вся скорчилась – и больностало так, что я заорала бы, только воздуху для крика не было.

Надо мной склонилось лицо Китто. Он прошептал:

– Мать господня...

У него вся нижняя половина тела была в крови, и на верхнейтоже крови хватало. Я не помнила, чтобы королева добралась до него. Хотеласпросить, но даже дышать было так больно, что заговорить я не решилась. Скаждым вдохом в меня будто кинжалы впивались с обеих сторон. Так больно, чтоподмывало опять скорчиться, но я знала, что от этого станет еще больней, ипотому осталась лежать неподвижно, только руками проскребла по полу.

Пол был мокрый – от крови, я знала. Но я не понимала, почемукровь так близко от меня. Китто словно прочитал мои мысли, он наклонился исказал:

– Я затащил тебя в кровь сидхе. Рука крови можетпитаться кровью.

Он наклонился очень низко, потому что вокруг было слишкомшумно. Много мужских голосов. Я выхватывала только обрывки фраз:

– Здесь лежит Мортал Дред... Она нас всех убьет...безумие...

Китто наклонился еще ниже:

– Ты меня слышишь, Мерри?

Мне удалось прошептать едва различимо:

– Да.

О чем шел спор, мне было не понять, но что Китто говорил окрови – я, кажется, поняла. Он затащил меня в лужу крови, надеясь вылечить.Может, мне и правда от этого стало получше, но что-то со мной было очень нетак. Дышать было больно, а двигаться – невыносимо больно. Бог вернул меня кжизни, но не исцелил. Как только я это подумала, я ощутила его поцелуй нагубах. Губы покалывало, словно мы разъединились только что. Пахло яблоками, ана губах остался вкус меда, когда я их облизнула.

Гален подполз ко мне и приподнялся на руках, чтобы взглянутьмне в лицо. Он улыбнулся, хотя в глазах застыла тень страдания. Я помнила, какбился он в судорогах, приняв на себя первый удар магии Андаис. Мне она всеребра раздавила; наверное, и ему тоже. Я попыталась поднять к нему руку иобнаружила, что кричать я уже умею. Мой крик оборвал спор лучше всякоговыстрела. Как только вопль смолк, в комнате повисло такое тяжелое молчание,какого я в жизни не слышала. Китто хотел оттолкнуть Галена, но я переборолаболь и сумела приподнять руку так, чтобы Гален ее взял. Легкое этоприкосновение пролилось по мне будто бальзамом. Я смогла ровнее лечь на полу.Смогла вспомнить, как нужно дышать, хоть и очень осторожно из-за боли.