— Хоть тут нет никаких ссылок на зверье, — прокомментировалаОдри, когда Ральф закончил свой рассказ. — Но мне так жаль вашу маленькуюдевочку и вашу жену, мистер Карвер. И тебя тоже, Дэвид.

— Благодарю, — вырвалось у Ральфа.

А когда Дэвид произнес: «С моей мамой, возможно, всеобойдется», — он потрепал сына по волосам и сказал:

— Да, конечно, наверняка все обойдется.

Следующей изложила случившееся с ней Мэри: мешок смарихуаной под запасным колесом, фраза Энтрегьяна: «Я собираюсь вас убить»,вставленная в предупреждение Миранды, внезапное убийство ее мужа.

— Здесь, к счастью, тоже никаких животных. — Одри, похоже,волновал только этот момент. Она поднесла банку ко рту и выпила остатки масла.

— Вы или не слышали ту часть, что касалась койота,оставленного Энтрегьяном охранять нас, или не захотели услышать, — возразилаМэри.

Одри отмахнулась. Теперь она сидела в кресле, тем самымпозволив Биллингсли любоваться лишними четырьмя дюймами ее ног. Ральф тожесмотрел на ее ноги, но, похоже, ничего не видел. Во всяком случае, он явно немог дать увиденному эмоциональную оценку.

— Их можно приручить, — гнула свое Одри. — Прикормитьгейнс-бургерами[56] и выдрессировать, как собак.

— И вы видели Энтрегьяна, шагающего по городу с койотом наповодке? — вежливо осведомился Маринвилл.

Одри зыркнула на него.

— Нет. Я знала его не больше, чем остальных. Большую частьвремени я проводила на шахте, в лаборатории или в разъездах. Городская жизнь непо мне.

— А что расскажешь нам ты, Стив? — спросил Маринвилл.

Ральф увидел, как долговязый парень с техасским акцентомпереглянулся со своей подружкой (если она была его подружкой) и вновь посмотрелна писателя.

— Если вы скажете вашему агенту, что я подвозил попутчицу,он лишит меня премии.

— Думаю, что об этом следует волноваться в последнююочередь. Рассказывай.

Рассказывали они оба, то и дело дополняя друг друга, отчегоих история только прибавляла в достоверности. Оба с раздражением отметили, чтоне могут в точности передать те мерзкие ощущения, которые вызвала у нихполуразбитая каменная скульптурка, увиденная в лаборатории, и исходящую от этойскульптурки силу. Оба так и не смогли заставить себя сказать, что с нимипроисходило, когда волк (они пришли к согласию в том, что это был волк, некойот) принес эту скульптурку и положил перед ними. Ральф понял, что речь шла очем-то сексуальном, но не более.

— Вы все еще Фома Неверующий? — обратился Маринвилл к Одри,когда Стив и Синтия рассказали обо всем. Он говорил мягко, словно не хотел,чтобы Одри почувствовала, будто ее противопоставляют остальным. И это правильно,подумал Ральф. Нас всего семеро, не считая Дэвида, писатель хочет, чтобы мыстали единой командой. И немало в этом преуспел.

— Я не знаю, кто я, — задумчиво ответила Одри. — Я не хочуверить в то, что вы говорите, у меня от ваших рассказов мурашки бегут по коже,но, с другой стороны, и врать вам незачем. — Она помолчала. — Если только этиповешенные в «Убежище Эрнандо»… Ну, не знаю, так напугали вас, что…

— Что нам начало что-то мерещиться? — продолжил ее мысльСтив.

Она кивнула.

— Змеи, которых вы видели в том доме… это по крайней мерепонятно. Они чувствуют такие вот бури дня за три и ищут, где бы укрыться. Анасчет остального… Не знаю. Я ученый и не понимаю, каким образом…

— Послушайте, дамочка, вы напоминаете мне ребенка, которыйпритворяется, что у него зашиты губы, лишь бы не есть тушеную капусту, —прервала ее Синтия. — Все, что мы видели, полностью совпадает с тем, что виделдо нас мистер Маринвилл, с тем, что видела Мэри, с тем, что видели Карверы.Вплоть до поваленного забора, где Энтрегьян задавил парикмахера. Так что хватиттыкать нам в нос своей ученостью. Мы все на одной странице, а вот вы совсем надругой.

— Но я ничего этого не видела! — Одри чуть не плакала.

— А что вы видели? — спросил Ральф. — Расскажите нам.

Одри скрестила ноги, подоткнула юбку.

— Я отправилась в поход. У меня было четыре свободных дня,поэтому я оседлала Салли и поскакала на север, в Коппер-Рэндж. Во всей Невадеэто мое самое любимое место. — Ральфу показалось, что в ее голосе слышатся виноватыенотки. Словно она извиняется за свой прошлый образ жизни.

Биллингсли взглянул на нее, словно пробудился ото сна…Похоже, ему снились голые ноги Одри, скрещенные над его дряблой, старойзадницей.

— Салли? А как она себя чувствует?

Одри недоуменно посмотрела на него, потом радостноулыбнулась:

— Все нормально.

— Растяжение прошло?

— Да, благодарю. Мазь очень помогла.

— Рад это слышать.

— О чем вы толкуете? — поинтересовался Маринвилл.

— Год тому назад или около того я пользовал ее лошадь, —ответил Биллингсли. — Ничего больше.

Ральф не знал, позволил бы он Биллингсли пользовать еголошадь, если б она у него была. Он даже не знал, допустил бы он Биллингсли дажек дворовому коту. Но, наверное, год тому назад ветеринар был другим. Человекпьющий за двенадцать месяцев может разительно измениться. Как правило, не влучшую сторону.

— Поставить Рэттлснейк на ноги — задача не из легких, —продолжала Одри. — В последнее время мы перешли он дождевальных установок кэмиттерам. Умерло несколько орлов…

— Несколько? — переспросил Биллингсли. — Перестаньте. Я незащитник природы, но говорить о нескольких орлах просто неприлично.

— Ладно, примерно сорок. Не так уж много, учитывая всюпопуляцию. Орлов в Неваде хватает с лихвой. И вы это знаете, док. «Зеленым»тоже об этом известно, но каждого умершего орла они воспринимают как ребенка,свалившегося в чан с кипятком. Цель-то у них одна: заставить нас отказаться отдобычи меди. Господи, как я от них иной раз устаю. Они приезжают на юркихзарубежных автомобилях, в каждом из которых по пятьдесят фунтов американскоймеди, и говорят нам, что мы чудовища, насилующие землю. Они…

— Мэм, — прервал ее Стив, — извините, но среди насгринписовцев нет.

— Разумеется, нет. Я лишь хотела сказать, что и нас нерадовала смерть орлов, ястребов или ворон, что бы там ни говорили «зеленые». —Одри оглядела сидящих, дабы убедиться, что ей поверили. — Мы выщелачиваем медьиз земли с помощью серной кислоты. Проще всего подавать ее дождевальнымиустановками вроде тех, из которых поливают пастбища. Но установки оставляютлужи. Птицы их видят, опускаются, чтобы искупаться и попить, а потом умирают.Нелегкой смертью.