– А сейчас пойдет самое веселое. Наша каюта быларасположена низко – чуть выше уровня воды, так что иллюминатор приходилосьдержать закрытым. В него было видно, как вода мчится мимо и какой плотнойзеленой стеной кидается она на стекло. Мы связали наши кофры и чемоданы иустроили из них заграждение у койки, чтобы Том не падал, а когда приходилипроверить его, он каждый раз встречал нас смехом, если, конечно, не спал.

– Трехмесячный и уже смеялся?

– Он всегда смеялся. Я не помню, чтобы Том когда-нибудьплакал в младенчестве.

– Que muchacho mas lindo y mas guapo![56]

– Да, – сказал Томас Хадсон. – Рассказатьтебе еще одну веселую историю о нем?

– Почему ты разошелся с его очаровательной матерью?

– Вышло такое странное стечение обстоятельств. Ну таккак, хочешь еще одну веселую историю?

– Да. Только чтобы в ней было поменьше запахов.

– Вот этот замороженный дайкири, так хорошо взбитый,похож на волну, когда нос парохода, делающего по тридцать узлов, вспарывает ееи она разваливается на две стороны. А что, если б замороженный дайкири еще ифосфоресцировал?

– Добавь в него фосфора. Только, по-моему, это будетвредно. У нас на Кубе бывает, что люди совершают самоубийство, наевшисьспичечных фосфорных головок.

– И выпив tinte rapido. А что это такое «быстрыечернила»?

– Это такая жидкость, ею красят обувь в черный цвет. Нодевушки – те, кому не повезло в любви или кого обманули женихи, сделав с ниминехорошее и так и не женившись на них, чаще всего обливаются спиртом иподжигают себя. Это классический способ самоубийства.

– Да, знаю, – сказал Томас Хадсон. – Auto dafe.

– Это уж наверняка, – сказала Умница Лил. –При этом не выживешь. Вся голова в ожогах, и обычно ожоги и по всему телу.Быстрые чернила – это чаще всего просто красивый жест. Йод au fond[57] тоже чащевсего красивый жест.

– О чем это вы, упыри, тут болтаете? – спросилбармен Серафин.

– О самоубийствах.

– Hay mucho[58], – сказал Серафин. – Особенносреди бедного люда. Я не припомню, чтобы кто-нибудь из богатых кубинцев кончалс собой. А ты?

– А я помню, – сказала Умница Лил. – Было несколькотаких случаев. И все хорошие люди.

– Уж ты запомнишь что надо и что не надо, – сказалСерафин. – Сеньор Томас, а вы не хотите заесть чем-нибудь свой дайкири? Unpoco de pescado? Puerco frito?[59] Закуски?

– Si, – сказал Томас Хадсон. – Давайте, что увас найдется.

Серафин поставил перед ним блюдо с хрустящими коричневымиломтиками жареной свинины и блюдо с красным снеппером, запеченным в тесте так,что розоватокрасная кожица его была покрыта желтой корочкой, а под ней белеланежная мякоть. Серафин был рослый малый, не очень-то церемонный на язык, иступал он тоже не церемонясь, потому что носил башмаки на деревянной подошве,постукивающие на мокром полу за стойкой, где всегда было что-нибудьрасплескано.

– Холодное мясо подать?

– Нет. Хватит с него.

– Бери все, что ни предложат, Том, – сказалаУмница Лил. – Ты же знаешь здешние порядки.

Про этот бар было известно, что даровыми коктейлями тут неугощают. Зато гости могли получать бесплатную горячую закуску, куда входили нетолько жареная рыба и свинина, но и кусочки жареного мяса и гренки с сыром иветчиной. Кроме того, бармены смешивали коктейли в огромных миксерах, и послеразлива там всегда оставалось по меньшей мере еще порции полторы.

– Теперь тебе не так грустно? – спросила УмницаЛил.

– Да.

– Скажи мне, Том. Что тебя так огорчает?

– El mundo entero[60].

– А кого же не огорчает то, что творится во всем мире?И день ото дня все хуже и хуже. Но нельзя же только и делать, что сокрушатьсяиз-за этого.

– Законом это не преследуется.

– А зачем законы, мы сами понимаем, что хорошо, чтоплохо.

Дискуссии с Умницей Лил на этические темы не совсем то, чтомне требуется, подумал Томас Хадсон. А что тебе, дьяволу, требуется? Тебетребовалось как следует напиться, и ты, вероятно, уже пьян, хоть и не замечаешьэтого. Того, что тебе нужно, ты получить не можешь, и твои желания никогдабольше не исполнятся. Но ведь есть различные паллиативы, вот и воспользуйсяими. Действуй, Хадсон. Действуй.

– Voy a tomar otro de estos grandes sinazucar[61], – сказал он Серафину.

– En seguida, don Tomas[62], – сказалСерафин. – Вы что, хотите перекрыть свой же рекорд?

– Нет. Я просто пью, и пью спокойно.

– Когда ставили рекорд, вы тоже пили спокойно, –сказал Серафин. – Спокойно и мужественно, с утра и до вечера. И вышлиотсюда на своих на двоих.

– Плевал я на свой рекорд.

– Имеете шанс побить его, если будете много пить и малозакусывать, – сказал ему Серафин. – Тогда шансы у вас есть.

– Том, побей рекорд, – сказала Умница Лил. –Я буду свидетельницей.

– Не нужны ему свидетели, – сказал Серафин. –Я свидетель. А кончу смену, передам счет Константе. Помните тот день, когда выпоставили рекорд? Так вот вы уже сейчас его перекрыли.

– Плевал я на свой рекорд.

– Вы в хорошей форме, пьете отлично, без перерывов, ипока на вас ничего не сказывается.

– К матери мой рекорд.

– Ладно. Como usted quiere[63]. Счет я веду на всякийслучай, вдруг вы передумаете.

– Со счета он не собьется, – сказала УмницаЛил. – Чеки-то у него с копиями.