– Тебе что нужно, женщина? Тебе нужен настоящий рекордили фиговый?

– Ни то и ни другое. Я хочу highbolito con aguamineral.

– Como siempre[64], – сказал Серафин.

– Я коньяк тоже пью.

– Мне бы лучше не видать, как ты пьешь коньяк.

– Знаешь, Том, я однажды, когда садилась в трамвай,упала и чуть не погибла.

– Бедная Лил, – сказал Серафин. – Какая утебя жизнь – полная опасностей и всяких переживаний!

– Уж лучше твоей – с утра до вечера стоишь за стойкой вдеревянных башмаках и угождаешь пьяницам.

– Это моя работа, – сказал Серафин. – Аугождать таким выдающимся пьяницам, как ты, для меня большая честь.

В бар вошел Генри Вуд. Он стал рядом с Хадсоном – высокий,весь потный, взволнованный переменой в ранее принятых планах. Что можетдоставить ему большее удовольствие, подумал Томас Хадсон, чем внезапное изменениепланов!

– Мы едем к Альфреду в его «Дом греха», – сказалГенри. – Хочешь с нами, Том?

– Вилли ждет тебя в «Баскском баре».

– Пожалуй, на этот раз Вилли нам брать незачем.

– Тогда так и скажи ему.

– Хорошо, я ему позвоню. А ты поедешь, Том? Будет оченьвесело.

– Тебе надо бы поесть.

– Я закажу себе большой сытный обед. Ну, как твои дела?

– Мои дела хорошо, – сказал Томас Хадсон. –Отлично.

– Будешь перекрывать свой рекорд?

– Нет.

– Вечером увидимся?

– Вряд ли.

– Если хочешь, я приеду и переночую у тебя.

– Нет. Развлекайся. Только поешь чего-нибудь.

– Я закажу себе великолепный обед. Даю честное слово.

– Не забудь позвонить Вилли.

– Вилли я позвоню. Можешь не беспокоиться.

– А где у Альфреда этот «Дом греха»?

– У него великолепно. Дом смотрит на гавань, хорошообставлен, и вообще там замечательно.

– Я спрашиваю адрес.

– Адреса я не знаю, но я передам с Вилли.

– Ты не думаешь, что Вилли обидится?

– А что поделаешь, Том? Не могу я пригласить его туда.Ты знаешь, как я люблю Вилли. Но есть места, куда я не могу таскать его засобой. Ты знаешь это не хуже меня.

– Ладно. Только не забудь позвонить ему.

– Честное слово, позвоню. И даю слово, что закажу себешикарный обед.

Он улыбнулся, похлопал Умницу Лил по плечу и вышел. Длятакого гиганта походка у него была удивительно красивая.

– А какие у него девочки в «Доме греха»? – спросилТомас Хадсон Умницу Лил.

– Да нет их, все разбежались, – сказала УмницаЛил. – Там есть нечего. И выпивки, по-моему, тоже маловато. Куда тыпоедешь – туда или, может, ко мне?

– К тебе, – сказал Томас Хадсон. – Нопопозже.

– Расскажи мне еще что-нибудь веселое.

– Хорошо. Но о чем?

– Серафин, – сказала Лил. – Дай Томасу ещеодну порцию двойного замороженного, без сахара. Tengo todavia mihighbolito[65]. – Потом, обратившись к Томасу Хадсону: – Вспомни, когда тебежилось всего веселее. Только чтобы без запахов.

– Без запахов не обойдется, – сказал Томас Хадсон.Он смотрел, как Генри Вуд прошел через площадь и сел а спортивную машину оченьбогатого сахарного плантатора по имени Альфред. Генри Вуд был слишкомгромоздкий для такой машины. Громоздкость ему во всем мешает, подумал ТомасХадсон. Но есть кое-какие дела, где она не помеха. Нет, сказал он себе. Сегодняже у тебя свободный день. Пользуйся своим свободным днем. – О чем же теберассказать?

– О том, о чем я тебя просила.

Он смотрел, как Серафин наклоняет миксер над высоким бокаломи как шапка дайкири завитками переливается через его край на стойку. Серафиннадел на бокал снизу картонный кружок, и Томас Хадсон поднял его – тяжелый,холодный – за тонкую ножку и сделал большой глоток, и, прежде чем проглотить,задержал дайкири во рту, холодя им язык и зубы.

– Хорошо, – сказал он. – Самые веселые дни вмоей жизни были те, когда я мальчишкой просыпался утром, и мне не надо былоидти в школу, и не надо было работать. По утрам я всегда просыпался оченьголодным и чувствовал запах росы на траве и слышал, как ветер шумит в верхушкахдеревьев, если было ветрено, а если ветра не было, тогда я слышал лесную тишинуи покой озера и ловил первые утренние звуки. Первым звуком иногда был полетзимородка над водой, такой спокойной, что его отражение скользило по ней, а онлетел и стрекотал на лету. Иногда это цокала белка на дереве около дома,подергивая хвостом в такт своему цоканью. Часто это был голос ржанки,доносившийся с холмов. И всякий раз, когда я просыпался и слышал первыеутренние звуки, хотел есть и вспоминал, что ни идти в школу, ни работать ненадо, мне было так хорошо, как никогда больше не бывало.

– Даже с женщинами?

– С женщинами я был счастлив. Отчаянно счастлив.Невыносимо счастлив. Так счастлив, что самому не верилось – казалось, ты пьянили сошел с ума. Но такого счастья, как с моими мальчиками, когда они были сомной, или как по утрам в детстве, я никогда больше не испытывал.

– Как это может быть? Один, без людей – и счастлив неменьше, чем с людьми.

– Это все ерунда. Ты сама просила меня рассказатьпервое, что придет в голову.

– Вовсе нет. Я просила, расскажи мне веселую историю осамом приятном, что у тебя было в жизни. А какая же это история? Проснулсячеловек, и ему стало приятно. Ты расскажи настоящую.

– О чем?

– Чтобы там была любовь.

– Какая любовь? Небесная или земная?

– Да ну тебя. Просто настоящая любовь и чтоб быловесело.

– Об этом могу рассказать очень интересную историю.

– Вот и рассказывай. Еще порцию заказать?