– Я все думаю, какую amor пустить первой. Ладно. Воттебе одна моя amor.

– Только чтобы было интересно, а то мне немножко надоелтвой Китай.

– И напрасно. Ты бы влюбилась в него так же, как я.

– Почему же ты не остался там?

– Нельзя там было оставаться, того и гляди, моглиприйти япошки.

– Todo esta` jodio por la querra[70].

– Да, – сказал Томас Хадсон. –Согласен. – Он никогда не слышал от Умницы Лил такого крепкого словца и,услышав его, удивился.

– Me cansan con la querra[71].

– Мне тоже, – сказал Томас Хадсон. – Яздорово устал от нее. Но вспоминать Гонконг никогда не устаю.

– Ну, так расскажи мне о нем побольше. Это bastanteinteresante[72]. Но я хотела послушать про любовь.

– Да знаешь, там все было так интересно, что времени налюбовь почти не оставалось.

– А кто у тебя была там первая?

– Первой была очень высокая и красивая китаянка, сильноевропеизированная, эмансипированная, но она не хотела приходить ко мне вгостиницу, говоря, что тогда все об этом узнают, и ночевать у нее дома тоже непозволяла, потому что тогда узнает прислуга. Но ее овчарка уже знала о нас. Онасильно нам все осложняла.

– Тогда где же вы с ней сходились?

– Сходились, как молокососы сходятся, – там, гдемне удавалось ее уговорить, главным образом в машинах, в лодках.

– Бедный наш дружок мистер Икс!

– Конечно, бедный.

– И тем ваша любовь и ограничивалась? Вы так-таки и непровели ни одной ночи вместе?

– Нет.

– Бедный Том. А стоила она таких терзаний?

– Кто ее знает. Кажется, стоила. Мне, конечно, надобыло снять дом, а не оставаться в отеле.

– «Дом греха» тебе надо было снять, как это здесьделают.

– Не люблю я эти «Дома греха».

– Да, знаю. Но если уж она так тебе была нужна.

– Это все как-то обошлось. Тебе еще не надоело слушать?

– Нет, Том, что ты! Про такое не надоест. Чем же этов??е кончилось?

– Однажды мы ужинали с этой девушкой, а после ужинадолго катались в лодке, и это было замечательно, только не очень удобно. У неебыла чудесная кожа, все, что предшествует тому самому, очень возбуждало ее, игубы у нее были тонкие, но отягощенные любовью. Потом мы вышли из лодки и пошлик ней в дом, а там эта овчарка, и надо было стараться, чтобы никто непроснулся, и наконец я ушел к себе в отель, неудовлетворенный, усталый от споров,хотя она и была права. Но зачем тогда эта дурацкая эмансипация, если нельзялечь в постель с мужчиной? Если уж провозглашать эмансипацию, тогда надо преждевсего дать свободу простыням. Словом, я был настроен мрачно и frustrado[73].

– Я никогда не видела, чтобы ты был frustrado. Это,наверно, очень смешно.

– Нет, не смешно. Я был злющий в ту ночь, все мнеказалось отвратительным.

– Ну, рассказывай дальше.

– Взял я ключ у портье с таким настроением, что к чертувсе на свете. Отель был большой, и мрачный, и мрачно роскошный, и я поднялся налифте, зная, что меня ждет большой, и роскошный, и мрачный, и неуютный номер ине ждет прекрасная китаянка. Прохожу по коридору, отпираю массивную дверьсвоего огромного мрачного номера, и как ты думаешь, что я там вижу?

– Что ты там видишь?

– Трех совершенно прелестных молодых китаянок, такихпрелестных, что моя китаянка, которую мне не удалось в тот день заполучить,рядом с ними выглядела бы школьной учительницей. До того они были хороши, чтопросто выдержать невозможно, и ни одна из трех ни слова не говорилапо-английски.

– Откуда же они взялись?

– Один из моих миллионеров прислал. Они мне передализаписку от него. Записка была на толстенной бумаге в веленевом конверте, и тамбыло сказано только: «С приветом от С. В.».

– И что ты стал делать?

– Я ведь совершенно не знал их обычаев, поэтому ясперва поздоровался с каждой за руку, потом перецеловал всех по очереди, потомпредложил пойти вместе под душ, чтобы лучше перезнакомиться между собой.

– На каком языке ты им это предложил?

– На английском.

– И они поняли?

– Я им все очень хорошо объяснил.

– А что было дальше?

– Я не знал, как быть, мне еще ни разу не приходилосьложиться в постель с тремя девушками сразу. Две – это еще куда ни шло спьяну,хоть я знаю, что ты этого не одобряешь. Но три – это уже целая компания, и япросто не знал, как быть. Я спросил, не желают ли они выпить, но они непожелали. Тогда я выпил сам, и мы все вчетвером сели на кровать – по счастью,кровать была огромных размеров, а девушки маленькие. А потом я выключил свет.

– Ну и как это было?

– Чудесно. Никогда бы не думал, что можно обнимать трехдевушек сразу. Но оказалось, что можно. Тем более в темноте. Мне даже спать нехотелось. Но в конце концов я заснул, а когда проснулся, они все три спали ипри утреннем свете были так же хороши, как накануне. Это были самые красивыедевушки, каких я когда-либо видел.

– Лучше, чем я при нашем первом знакомстве двадцатьпять лет назад?

– Нет, Лил. No puede ser[74]. Но ведь они были китаянки,а ты знаешь, как китаянки могут быть хороши. У меня и раньше бывали китаянки.

– Но целых три сразу.

– Да, три – это многовато. Для любви нужна только одна,это я согласен.

– Ты не думай, что я ревную. Ты ведь их не искал сам, ипотом, это был подарок. Вот ту, что с собакой, что не захотела с тобой спать,ее я ненавижу. Но скажи мне, Том, как ты себя чувствовал утром?

– Я себя чувствовал так, как будто меня выжали. Какбудто во мне ничего не осталось, одна пустота. Спина у меня не гнулась,поясница болела так, что не прикоснись, и я чувствовал себя развратником домозга костей.