«Мариночка, здравствуй, моя дорогая девочка. Как ты там, какпоживает твой сыночек? Холодная ли у вас выдалась осень? Наверное, на севере, втундре, круглый год сугробы до небес и мороз трещит…»

Марина обреченно вздохнула. Раз пятьсот… ну, не пятьсот, апятьдесят… да если даже всего пять – неужели трудно запомнить?! – она объяснялаОлимпиаде Николаевне Русановой, что Х. находится не в тундре, а в тайге, чтоэто не север, а даже, можно сказать, юг, ибо расположен город на географическойшироте Ялты, но Олимпиада Николаевна Понизовская, блаженненькая тетя Оля,по-прежнему пребывала в уверенности, что Х. находится где-то в Туруханскомкрае, куда ссылали всех политических со времен царя Гороха и до нынешних дней.

«Мы живем по-прежнему… по-прежнему неспокойно. Ложась спать,никогда не знаешь, что ждет тебя наутро, что и на сколько вздорожает – одноможно знать наверное: обязательно что-нибудь вздорожает, причем непомерно! – иза чем придется по полдня отстаивать очередь. Даже людям с деньгами приходитсянелегко, а уж тем, кто победнее, и вовсе тяжко, и я порой диву даюсь, какнекоторые люди вообще живут».

Под людьми с деньгами тетя Оля, конечно, имела в виду самихРусановых, которые разбогатели за счет «дорогой девочки Мариночки». Да, повезлоим, что два года назад у Игнатия Тихоновича Аверьянова вдруг ум зашел за разум,не то сейчас принадлежали бы к тем «некоторым людям», которые вообще неведомокак живут… Вот Марина Аверьянова, например, именно к ним и принадлежит помилости папаши! Спасибо, у тети Оли на сей раз хватило такта не развивать этутему… а может быть, такт здесь вовсе ни при чем, она просто перескочила надругое со свойственным ей легкомыслием, вернее, безмыслием:

«Да, в очередях, конечно, проводишь очень много времени!Разумеется, все в нашем семействе как-то оказываются постоянно заняты –получается, мы с Даней только и есть две бездельницы, у которых есть времямотаться по городу и до бесконечности отоваривать карточки на всех. К тому жеКонстантин Анатольевич настаивает, чтобы мы брали на себя также и покупкупродуктов для небезызвестной особы, с которой он по-прежнему постоянновстречается. Мотивирует он это тем, что она слишком загружена работой как днем,так и вечером (днем на репетициях, вечером на спектаклях), а потому ей некогдабегать по очередям. Но есть же что-то надо! Я выразилась в том смысле, что,если она с голоду помирать не захочет, может найти время о себе позаботиться, амы с Даней не нанимались для нее стараться, но Константин Анатольевич мгновенновышел из себя (он вообще стал очень вспыльчив и раздражителен) и принялсябуквально орать на меня. Дескать, ему всегда говорили добрые люди, что я имеланамерение женить его на себе, но он этому не верил, потому что уважал меня, аесли я так отношусь к женщине, которую он любит (к этой особе, значит!), то онготов поверить, что сплетники были правы. Разумеется, мне пришлось пойти навсе, чтобы очистить свое имя от гнусных наветов, так что мы с Даней теперь ещебольше обременены хозяйственными хлопотами».

Дураки жадные эти Русановы, зло подумала Марина. Вот ведькакие жадные дураки! Могли себе хоть пять человек прислуги нанять, и не нужнобыло бы тете Оле по очередям толкаться. И вообще, на денежки ее папаши могли быпитаться с черного рынка чем угодно!

«Конечно, я не ожидала такого грубого обращения отКонстантина!  – продолжала причитать тетя Оля. – Он так трясется над этойКларой, можно подумать, она какая-нибудь принцесса крови! Удивительно, чтоСашенька, которая раньше ее терпеть не могла, теперь всячески ее поддерживает идаже раз или два заводила речь о том, что сию особу можно было бы пригласить кчаю или, скажем, к обеду. Разумеется, я была возмущена! Тогда Сашенька оченьдерзко сказала, что отец не может столько лет жить во грехе, что он живойчеловек и, мол, неудивительно, что он хочет жениться на красивой женщине,которая любит его и которую уже столько лет любит он. И, дескать, она,Сашенька, ничего не имеет против этого. Ее как подменили, честное слово! Раньшеона и думать о таком не могла, слышать о пошлой актрисульке не хотела. Какоесчастье, что по ряду причин, говорить о которых я просто не в силах, Константинне может пренебречь условностями и жениться на Кларе, какое счастье! Но мне всеравно необыкновенно тяжело слышать подобные разговоры. Как подумаю, что яотдала жизнь Константину и его семье… натурально отдала им жизнь, а теперь онименя всячески третируют и укоряют моей к ним привязанностью, как подумаю,сколько возможностей я упустила в жизни из-за них, то очень горько становится.А теперь годы мои уже не те. Признаюсь честно, признаюсь только тебе,Мариночка: вот кабы была я помоложе, лет хотя бы до сорока, я знаешь что бысейчас сделала? Я записалась бы в женский военный отряд, в женский батальон, оборганизации которых сейчас так много говорят. Наверное, ты читала газеты, всеэти письма о том, что женщины хотят приложить руку к настоящему военному делу,а не только быть на театре военных действий милосердными сестрами илисанитарками…»

Марина уже и раньше слышала о необходимости образовыватьженские военные формирования, даже читала какую-то статью. Сторонникнововведения очень горячо рассуждал о том, что в армии все больше солдат иофицеров подвергается воздействию революционной, опасной для государства пропаганды,а женщины по сути своей – хранительницы домашнего очага, склонны к укреплениюоснов семьи, общества, государственности, а посему женские военные формированиявполне могли бы стать в какой-то степени оплотом самодержавия, а при самомтяжелом раскладе – надежным резервом его защиты.

«Эх, попала бы я на фронт! – яростно подумала Марина. – Я быим показала основы государственности и оплот самодержавия!»

Увы, оказаться солдатом женского батальона у нее не былоникакой надежды. Ни-ка-кой! И не только потому, что она – государственнаяпреступница, осужденная на поселение. В конце концов, еще в самом начале войныстало известно, что многие заключенные подали прошения о разрешении отправитьсядобровольцами в действующую армию, а наказание отбыть после окончания войны.Сначала на их просьбы никто не обращал внимания, но постепенно, когда на фронтегибло все больше солдат и мобилизация скребла по населению России все болеечастым гребнем, решено было в исключительных случаях удовлетворять подобныеходатайства – если их подавали лица, зарекомендовавшие себя примернымповедением и заслужившие славу людей порядочных и благонадежных.

После августовской истории, когда пристав Вокзальной частиФуфаев застал в ее доме Грушеньку Васильеву, Марина Аверьянова заслужила славуне только политической ссыльной, но и грязной сводни. И, разумеется, ни о какойотправке на фронт («Умереть за Отечество?! Она не стоит такой чести!») ипомыслить невозможно.

Да и не собирается она умирать за несчастное и ненавистноеОтечество, пусть мрут за него сами! Марине нужна была свобода – свобода жить,свобода работать, свобода помогать мировой революции.