рады, что добрались. У стола старшего бойцы продолжают разговор, прерванный нашими делами. Гляжу, знакомый по ротации цыган метет пол в коридоре. Этот цыган тогда не желал ни в какую на посту стоять. Кстати, коридор-то широкий, метра четыре. Скорее всего, это не просто контора была, здесь еще и какое-то производство, наверное, размещалось. Слишком коридор большой. Из этого коридора в комнаты бойцы заходят и выходят… Да, этот цыган… Он метет пол. Старший встает со своего места из-за стола, подходит к нему и так злобно ему говорит:

– Я сказал лучше мети… Вон смотри у тебя грязь, отскребай!

При этих словах цыган начинает с еще большей энергией мести пол и что-то там скрести скребком. Старший на этом не успокаивается и берет цыгана за шкирку.

– Ты если не будешь нормально работать, я тебя в контейнер отправлю к особистам. Ты понял?!

Цыган кивает испуганно и пятится от старшего. Старший отпускает ворот одежды цыгана, и тот падает задницей на рюкзаки, стоящие тут же у стены, закрывается от старшего руками, прячет лицо. Старший, выплеснув из себя еще несколько угроз, с чувством выполненного долга удаляется и снова садится за свой стол. Я по этому поводу задумался: «Да, уж, этого цыгана на ротации в бункере жалели, но здесь, видимо, он так отметился, что всех против себя настроил. Воевать – это все же не тогда, когда тебе патрончики подносят, а ты эти патрончики только расстреливаешь по врагу. Воевать – это нечто большее часто, чем стрелять во врага, это еще и работа с окопами, это переноска тяжестей, и многое-многое другое, чего не понимает этот вот представитель свободного кочующего народа. Воевать и не каждый русский может. А цыгане… Цыгане по определению не могут быть воинами, и было большой ошибкой их набирать даже из мест лишения свободы. Хотя, может быть, и есть исключения, но ведь любые исключения только подтверждают само правило». Прервали мои размышления бойцы, которые вошли в коридор, неся в руках коробки с пайками. Они прошли мимо меня, и я встал, разминая ноги и решив пройтись по коридору. Дошел до печки, что стояла возле стены слева в конце коридора. Заглянул в комнаты, что здесь были. Да, все так же, спальники, матрацы лежали или на настилах из досок, или же на полу. У всех все одинаково, где я ни бывал. Достал сигарету, что у меня была в пачке, закурил… Сигарет осталось совсем ничего в пачке… «Э-эх, где ты, Сухов, сейчас со своими запасами ВСУ? Где твое немецкое “Мальборо”?» – подумал я с юмором. Пошел снова к ящикам и уселся там. Пулеметчик наш также рядом стоял и что-то там разглядывал на стене.

– А вы что отдыхать не идете? – раздался голос со стороны стола дежурного, где сидел старший. – Идите отдыхать, вон там на матрацах поспите.

– Там можно лечь? – спрашиваю я бойца, стоящего около стола. – Думали, места там чьи-то, занято.

– Нет, не занято, отдыхайте, – объясняют нам.

– Пошли спать. Поспим хоть немного, пока за нами не пришли. Спать охота, – говорю я пулеметчику.

Нашли матрацы, рядом с которыми не было вещей. Улеглись. Я даже не стал снимать с себя бронежилет с разгрузкой, понимая, что и здесь у нас времени не будет высыпаться долго. Повернулся на правый бок, положил себе руку под голову и ушел в полусонное состояние, когда человек вроде бы спит, а вроде бы и нет, находится на границе яви и сна. Полностью уйти в сон я не мог, так как сознание мое почему-то требовало сохранять внимание к происходящему вокруг. Спать хотелось, но расслабиться полностью не стоило. Думаю, что не прошло и получаса, как я был в таком состоянии, пока не услышал со стороны дежурного стола голос:

– Где они у вас здесь?

– Отдыхают, – отвечает голос дежурного.

– Вы представляете, ушли на штурм к тамбовским без разрешения командира… Ушли, не предупредив никакого, – поясняет голос вызывающим и негодующим тоном.

«Ага, ушли на штурм, или, лучше сказать, сбежали с позиции на штурм. Вот мы спятисотились, чтобы сбежать на штурм к тамбовским, – думаю я, возмущаясь сказанному где-то там. – Оказывается, мы с пулеметчиком самовольно покинули позиции, чтобы атаковать противника, хрен ты собачий!» – размышляю я, отходя от своего полусонного состояния.

– Вон там, на матрацах спят, – говорит дежурный тому, кто пришел за нами.

Встаю, сажусь на матрац. Пулеметчик тоже поднимается. К нам подходит боец, на котором зеленая шерстяная шапочка, обычный, как у всех, зеленый бронежилет и разгрузка под натовский цвет.

– Слушайте, вас всю ночь искали, думали, что вы сбежали, – говорит нам этот боец.

При этих словах я просто недоумеваю и отвечать что-либо по поводу такой глупости не считаю нужным. А вот пулеметчик начинает объяснять ситуацию:

– Нам всем сказали выдвигаться к тамбовским. Командир 155-й нам сказал, что с нашими старшими вопрос решен. А когда назад возвращались, стемнело уже, и мы заблудились. Переждали ночь на переезде на заброшенном складе. Попали под обстрел.

– Собирайтесь, мне сказали вас доставить в школу, к Белому.

Выходим на улицу, идем друг за другом. Впереди деловой боец, который за нами пришел и говорил возмутительные слова в наш адрес. «Что у них там такое творится, черт его знает, ведь понятно же было, что в ночь не дойдем», – размышляю я.

– Белого чуть не обнулили из-за вас. Сказали, если вы не найдетесь, его расстреляют, – объясняет нам по дороге этот посыльный или сопровождающий. Идем далее, а сопровождающий все гудит о своем. Видимо, растит свое самомнение о себе в собственных глазах, так как в наших-то глазах он не растет, а в своих глазах растет, когда пытается нас глупенько ругать. Несет всякую чепуху, как будто в ситуациях разных не бывал, а может быть, и правда не бывал… Доходим до гаража, а у гаража ворота распахнуты, и видим мы, что там внутри гаража лежит боец. Боец лежит к выходу ногами. На правой ноге у него берц на месте, а на левой ступне обуви нет, стопа без носков и голая. Лежит прямо в каске, разгрузке. Или туда убитого в бою затащили, или расстреляли этого бойца там, я так подумал сразу Ну, лежит он и лежит, нам-то дальше надо идти. Однако ведь специально остановился у гаража этого сопровождающий и нас спрашивает:

– Ну, как вы могли потеряться? Вас ищут все.

– Мы вышли поздно, потому что на рацию Пепел поздно вышел, и не знали мы, что не должны были идти с ними. Старший точки приказал идти, –