– Они были белыми, – возразил Марлен Михайлович, вдуше ужасаясь неосведомленности «вождя». – Их деды были белыми, товарищ(фамилия «Пренеприятнейшего»).

– Да ведь там все эти партии остались, – брезгливоскривился «Пренеприятнейший», – и кадеты, и октябристы…

– В Крыму зарегистрировано свыше сорока политическихпартий, среди которых есть и упомянутые, – сухо сказал Марлен Михайлович.

Дерзость его, заключавшаяся в этой сухости, видимо, поразила«Пренеприятнейшего», он даже рот слегка приоткрыл. Впрочем, возможно, он былпотрясен распадом одного священного величественного слова на сорокравнозвучных, но ничтожных. Кузенков заметил за стеклами «Окающего» почти не-старческоелюбопытство. Явное одобрение сквозило во взгляде «Видного лица».

– Не забудьте упомянуть о Союзе Общей Судьбы, МарленМихайлович, – сказало оно.

– Да-да, самым важным событием в политической жизниОстрова является возникновение Союза Общей Судьбы, – сказал МарленМихайлович, – во главе которого стоят влиятельные лица среднего поколениярусской группы населения.

– Очень важное событие, – иронически произнес«Пренеприятнейший» и, откинувшись в кресле, впервые обратился с вопросом,пренебрежительным и грубым, прямо к Кузенкову. – Ну и чего они хотят, этотваш Союз Общей Судьбы?

– Воссоединения Крыма с Россией, – четко ответилМарлен Михайлович.

– Наши, что ли? – криво, усмехнулся«Пренеприятнейший». – Прогрессивные силы?

– Ни в коей мере нельзя назвать этих людейпрогрессивными силами в нашем понимании, – сказал Марлен Михайлович.

– О-хо-хо, мороки-то с этим воссоединением, –вдруг заговорил «Окающий». – Куда нам всех этих островитян девать? Сорокпартий, да и наций, почитай, столько же… кроме коренных-то, татар-то, и нашихрусаков полно, и греков, и арабов, иудеи тоже, итальянцы… охохо… даже, говорят,англичане там есть…

– В решении подобных вопросов партия накопила большойопыт, – высказался «Пренеприятнейший». – Многопартийность, как вы,конечно, понимаете, это вопрос нескольких дней. С национальностями сложнее,однако, думаю, что грекам место в Греции, итальянцам – в Италии, русским – вРоссии, и так далее.

Все помощники, и Марлен Михайлович, и даже «Видное лицо»теперь чутко молчали. Разговор теперь пошел между «портретами», и нужно былотолько надлежащим образом внимать.

– Высылка? – проскрипел «Окающий». – Ох,неохота опять такими делами заниматься.

– Не высылка, а хорошо сбалансированноепереселение, – сказал «Пренеприятнейший». – Не так, как раньше. –Он усмехнулся. – С соблюдением всех гуманистических норм. Переселение всехпришлых нацгрупп. Коренное население, то есть крымские татары, конечно,– будутнетронуты и образуют автономию в составе, скажем, Грузинской ССР.

– Красивая идея-то, – сказал «Окающий» и почесалзатылок. – Ох, однако, мороки-то будет! С американцами договариваться… -

– Договоримся; – надменно улыбнулся«Пренеприятнейший». – Дело, конечно, непростое, но не следует ипереоценивать. Идеологический выигрыш от ликвидации остатков другой Россиибудет огромным.

– А экономический-то, – прокряхтел«Окающий». – Сколько добра-то к нам с Острова течет – валюта, электроника…

– На идеологии мы не экономим, – сказал«Пренеприятнейший».

– Ваши предложения, товарищ Кузенков, – вдругпроизнес «Замкнутый», отодвинул от себя полностью завершенный орнамент и поднялна Марлена Михайловича очень спокойные и очень недобренькие глаза.

Заряд адреналинчика выплеснулся в кровь Марлена Михайловичаот этого неожиданного вопроса. На мгновение он как бы потерял ориентацию, но,наклонив голову и сжав под столом кулаки, весь напрягшись, взял себя в руки.«Спасибо теннису, научил собираться», – мелькнула совсем уж ненужнаямысль.

– Прежде всего, товарищи, – заговорил он, – яхотел бы подчеркнуть, что в меру своих сил на своем посту я стараюсь воплощатьв жизнь волю партии. Любое решение, принятое партией, будет для меняединственно правильным и единственно возможным.

Он сделал паузу.

– Иначе бы вы здесь не сидели, – усмехнулся«Пренеприятнейший».

Какая усмешечка, подумал Марлен Михайлович, можно липредставить себе более наглую античеловеческую усмешечку.

Все остальные молчали, реакции на «заверение в любви» состороны остальных как бы не было никакой, но помощник «Видного лица»одобрительно прикрыл глаза, и Марлен Михайлович радостно осознал, что непросчитался с этой фразой.