– На самом деле поворота нет. Есть только некотороеувлечение идейками наших диссидентов, новой эмиграции, типично идеалистическаярефлексия. Редактор «Русского Курьера» Лучников, несомненный лидер движения, небоится пули «волчесотенцев», но боится презрительного взгляда какого-нибудьджазиста или художника, московских друзей его молодости. Именно этимобъясняется некоторый сдвиг в освещении советской жизни на страницах«Курьера». – Он сделал еще одну паузу перед тем, как произнестизавершающую фразу своего сообщения, фразу, которая еще и вчера казалась емуопасной, а сейчас стала опасней вдвое, втрое, чрезвычайно опасной под щелочкамиглаз «Пренеприятнейшего». – Я глубоко убежден, что перед решительнымисобытиями на Острове «одноклассники», опасаясь обвинения в предательстве, хотятпоказать своему населению так называемую правду о советском образе жизни,хотят, чтобы люди, привыкшие к одному из самых высоких в мире жизненныхстандартов и к условиям одной из самых открытых буржуазных псевдодемократий,полностью отдавали себе отчет, на что они идут, голосуя за воссоединение свеликим Советским Союзом. Без этого эпитета, товарищи, имя нашей страны вшироких массах на Острове не употребляется. Уверен также, что следующим шагом«одноклассников» будет атака на прогнившие институты старой России, на Запад, атакже сильная полемика с националистами яки. Учитывая всю эту сложную ситуацию,я предложил бы в настоящий момент воздержаться от окончательного решенияпроблемы, не снимать руку с пульса и продолжать осторожное, но всеусиливающееся наблюдение событий и людей.

Марлен Михайлович закрыл папочку и некоторое время сидел,глядя на лживо-крокодиловую поверхность с оттиском трех римских цифр в углу –XXV.

– Будут ли вопросы к Марлену Михайловичу? –спросило «Видное лицо».

– Вопросов-то много, ох, много, – пропел«Окающий». – Начнем спрашивать – до утра досидимся.

– Марлен Михайлович, – вдруг мягко позвал«Пренеприятнейший».

Марлен Михайлович даже слегка вздрогнул и поднял глаза.«Пренеприятнейший» смотрел на него с любезной, как бы светской улыбкой,показывая, что смотрит теперь на него иначе, что он вроде бы его разгадал,раскусил, понял его игру, и теперь Марлен Михайлович для него «не-свой», апотому и достоин любезной улыбочки.

– Вы, конечно, понимаете, Марлен Михайлович, как многоу меня к вам вопросов, – любезно проговорил он. – Бездна вопросов.Огромное количество неясных и ясных… – пауза… – вопросов. Вы, конечно, этопревосходно понимаете.

– Готов к любым вопросам, – сказал Марлен Михайлович. –И хотел бы еще раз подчеркнуть, что главное для меня – решение партии. Историяпоказала, что специалисты могут ошибаться. Партия – никогда.

По бесстрастному лицу помощника Марлен Михайлович понял, чтов этот момент он слегка пережал, прозвучал слегка – не-совсем-в-ту-степь, ноему как-то уже было все равно.

– Есть такое мнение, – сказал «Замкнутый». –Командировать Марлена Михайловича Кузенкова в качестве генеральногоконсультанта Института по Изучению Восточного Средиземноморья на длительныйсрок. Это позволит нам еще лучше вникнуть в проблему нашей островной территориии осветить ее изнутри. – «Замкнутый» скуповато улыбнулся. – Вотвы-то, Марлей Михайлович, и будете теперь нашей рукой на пульсе.Непосредственные распоряжения к вам будут поступать от товарища… – он назвалфамилию «Видного лица», потом поблагодарил всех присутствующих за работу ивстал.

Совещание закончилось.

Марлен Михайлович вышел в коридор. Голова у него слегкакружилась, и весь он временами чуть подрагивал от пережитого напряжения. «Спасиботеннису, – опять подумал он, – научил расслабляться». Вдруг егоохватила дикая радость – уехать на Остров «на длительный срок», да ведь это жеудача, счастье! Пусть это понижение, своего рода ссылка, но надо судьбублагодарить за такой подарок. Могли бы ведь по-идиотски и послом отправить вкакой-нибудь Чад или Мали. Нет-нет, это удача, а перенос «кураторства» прямо вруки «Видного лица» означает, что это даже и не понижение, что это простоперенос всей проблемы на более высокий уровень.

«Видное лицо» взяло его под руку, шепнуло на ухо: «Рад,пиздюк?» и подтолкнуло со смешком локтем в бок.

– Не скрою, рад, – сказал МарленМихайлович. – Решение мудрое. В этот момент мне будет полезнее быть там.Ну и Вера, знаешь… она ведь умница, очень поможет…

– Нет, брат, жена тебе там только обузой будет, –усмехнулось «Видное лицо». – В Тулу-то со своим самоваром? Эх, Марлуша, ятебе даже немного завидую. Вырвусь на недельку, погуляем?

Марлен Михайлович заглянул в глаза «Видному лицу» – своемуновому непосредственному шефу, и понял, что дискутировать вопрос о ВереПавловне и ребятах бессмысленно – уже обсуждено и решено: «якоря» у МарленаМихайловича должны остаться дома. Что же, после дела Шевченко можно понятьбеспокойство иных товарищей, даже и по поводу людей высокого ранга.

– Гарантирую, что погуляем неплохо. – МарленМихайлович улыбнулся в духе баньки.

– Нельзя мне, – с искренней досадой сказало«Видное лицо». – Заметный я. Там ведь в баньке, небось, не спрячешься?

– Не спрячешься, – подтвердил МарленМихайлович. – Вездесущая пресса. Сумасшедшее телевидение.

– Ты и сам смотри, – строго сказало «Видное лицо».

– Можешь не волноваться, – сказал МарленМихайлович.

Они дошли до конца пустынного коридора и сейчас стояли накраю зеленой ковровой дорожки. Перед ними была только белая стенка и бюстЛенина, выполненный из черного камня и потому несколько странный. «Видное лицо»положило руку на плечо Марлен Михайловичу.

– Ну, а маму свою Анну Макаровну Сыскину ты напрасно отобщества прячешь. Таких, как она, коминтерновок, считанные единицы остались.

Марлен Михайлович ответил своему покровителю бледнойблагодарной улыбкой.