Теперь уже он был явно ошеломлен и взбешен, и шипелзмеем-горынычем:

– Уж не хотите ли вы сказать, мадам, что и наши с вамиотношения для господина Лучникова не секрет?

– Вот именно это и хочу сказать, – смело брякнулаТатьяна.

– Ну, знаешь, – Сергееву нужно было выпустить тучуголландского дыма, чтобы хоть на миг скрыть растерянность. – Ну, знаешь…Перекидываешься? Перевертываешься? Да ты представляешь себе, на что идешь?…

Тут вдруг кафе «Аничков Мост» наполнилось шумом, смехом,веселыми голосами: вошла целая толпища офицеров Главштаба, пять летчиков и триморяка. Все они расселись вокруг круглой стойки. Все знали Таню. Оборачивалисьи салютовали ей бокальчиками.

– Татьяна Никитична, хотите новый анекдот изМосквы? – спросил кто-то.

Она забрала свою рюмку и подошла к стойке. В зеркале оченькрасиво отражалась – блестящая леди в окружении блестящих офицеров. В зеркаложе увидела, как Сергеев расплатился за свои удовольствия, аккуратно спрятал«билъ» в чемоданчик (для отчета) и покинул кафе. Военные тайны Крыма его,очевидно, не интересовали.

Прошла неделя после ссоры в баньке, и стоила она МарленуМихайловичу, как говорится, немалых нервов. Ежедневно он ловил на себе косыевзгляды товарищей: видимо, слухи уже начали просачиваться. Телефоны в кабинетезвонили гораздо реже, а верхний этаж просто молчал. Звонки, однако, кое-какиевсе же были. «Соседи» позванивали частенько. По согласованию с «соседями»решено было послать на Остров наиболее компетентного сотрудника «лучниковского»сектора, лучше всего самого Сергеева. Тот, естественно, не возражал, и МарленМихайлович отлично его понимал. С какими бы противными делами не отправляешьсяна Остров, все равно как-то там свежеешь, то ли классовое чувство обостряется,то ли все эти мелкие повседневные удовольствия капитализма, а скорее всего –климат, солнце, особенный этот волнующий ветерок. Марлен Михайлович дажезажмурился, вообразив себя самого в этот момент где-нибудь на набережнойСевастополя или на перевале в Лас-пи. В момент зажмуривания как раз и прозвучалзвонок, которого он ждал все дни. «Видное лицо» очень официально, как будто ине парились никогда вместе, предлагало в течение суток подготовиться длявстречи на таком уровне, от которого просто дух захватывает. Завтра в этот жечас надлежит быть в том крыле здания, куда даже таким, как он, заказывалсяспециальный пропуск. Готовьтесь к разговору о нынешней ситуации на Острове,минут 40 – 50, не менее, но и не более, предупредило его «Видное лицо».

Кузенков тут же собрал всех своих помощников, сказал, чтозадерживает всех до позднего часа, сам будет ночевать у себя в кабинете (порангу ему полагалась здесь смежная «комната отдыха с санузлом»), а утром проситвсех прийти за час до официального начала рабочего дня. Нужно было подготовитьпредельно сжатую, но достаточно полную информацию с цифровыми данными ополитических делах, армии, промышленности, торговле, финансах Зоны ВосточногоСредиземноморья, Организации Крым-Россия, Базы Временной Эвакуации ВСЮР,Острова Окей или «гнезда белогвардейских последышей», в зависимости от того,какое наименование предпочтут в заоблачных сферах. Помощники работали,телефончики трезвонили, секретарши бегали, и сам Марлен Михайлович головы отписьменного стола не отрывал, хотя и думал иногда, какая это все напраслина,зачем все эти цифровые данные, если единственная цель совещания – признать егоработу неудовлетворительной и переместить пониже или, в лучшем случае, к флангуотыграть.

Увидев, однако, на следующий день участников совещания, онпонял, что все не так просто, во всяком случае не однозначно. «Видное лицо»здесь вовсе не главенствовало, оно сидело, правда, в чрезвычайно выгодной позиции,за одним столом, в одном ряду с тремя «виднейшими лицами», однако соблюдалоэтическую дистанцию длиной в два стула. За отдельным столом в углу огромногокабинета помещались три помощника «виднейших лиц» и один помощник «Видноголица». Последний дружески улыбнулся Марлену Михайловичу, это был один изподразумеваемых союзников, умница, доктор наук. Все присутствующие пожали рукуМарлену Михайловичу, после чего ему было предложено занять место за главнымстолом, напротив «портретов».

Сев и положив перед собой свою папку, Марлен Михайловичподнял глаза. «Портреты» смотрели на него хмуро и деловито, с каждым годомчерты усталости и возрастные изменения все больше проступали на них, несмотряна все большие успехи Системы и Учения в мировом масштабе. Взгляд МарленаМихайловича полностью соответствовал установившейся внутри этого учреждениянегласной этике, он был в меру деловит и в меру выражал сдержанное, нонеобходимое обожание. Так полагалось. Нужна была деловитость вкупе с легкой,как бы невольно возникшей влагой обожания.

Марлен Михайлович подумал о том, что это у него вовсе непритворное, не искусственное, это у него естественно, как дыхание, что у негопросто не может не появиться этого чуть-чуть дрожащего обожания при встрече с«портретами», ибо для него это и есть встреча с самым важным, с партией, с тем,что дороже жизни. Это ощущение наполнило его теплотой сопричастности, онпочувствовал себя здесь своим, что бы ни случилось – он всегда здесь свой, онсолдат партии, куда бы его ни переместили, пусть даже в райком.

Затем он понял, что искренность его для всех очевидна и,кажется, даже оценена. В глазах одного из «портретов» промелькнуло нечтоотеческое и тоже не искусственное, тоже идущее от души, потому, должно быть,что для них, «портретов», нижестоящие товарищи тоже были своего рода символамивеликого, могучего и вечного, как сибирская тайга, понятия «партия».

Затем этот секундный и уловимый только скрытыми струнамидуши обмен чувств закончился и начался деловой разговор.

Вот товарищ Кузенков, собрались о твоем Острове покалякать,сказал один из «портретов», окающий во все стороны и как бы испытывающий ещенедостаток в этом округлом звуке. Столько уж годков занозой он у нас в глазуторчит. Письма приходят в Центральный Комитет от рабочего класса, не пора ли,дескать, решать вопрос.

Марлен Михайлович, ловя каждый звук, кивал головой, выражая,во-первых, полную оценку того факта, что такие особы собрались для решениясудьбы скромного объекта его патронажа, во-вторых, полное понимание классовогонедоумения по поводу «занозы» и, наконец, полную готовность предоставитьисчерпывающую информацию по всему профилю проблемы «Островка». Даже папочкуоткрыл и даже слегка откашлялся.