пришёл этот ша, он знал, что делал. От Хэфера он отступил медленно, будто нехотя, – казалось, внутренний огонь царевича манил его, притягивал – и потрусил обратно в пески, пару раз обернувшись.

Озадаченный, Хэфер вернулся к лодке. Рэмеи видели в темноте лучше, чем люди, но и им для чтения всё же нужен был свет. Ануират напряжённо следил за царевичем, чувствуя перемену внутри, и то и дело оглядывался через плечо на скалы – видимо, ша ещё не ушёл далеко. Хэфер достал из вещей маленький переносной светильник и затеплил огонь, после чего открыл свиток, скреплённый только воском, без печати. И когда он пробежал взглядом по нескольким каллиграфически выписанным строкам, едва не выронил послание.

«Найти тебя было непросто. Я знаю, кто ты, и знаю твою цель. Позволь помочь тебе».

Подписи не было. Но ниже значились иероглифические символы, которые Хэфер хорошо помнил, потому что когда-то они определили его дальнейшую судьбу. Цепочку символов завершали зверь ша и женщина, несущая перед собой знак божественного – жрица.

Уже не столь аккуратно с краю было приписано – видимо позже: «Гробница предателя».

– Мой господин, всё хорошо?

Царевич прочитал послание ещё раз и спрятал. Погасив светильник, он прошёл в лодку и кивком велел Ануират присоединиться. В других обстоятельствах Хэфер бы уничтожил письмо и постарался забыть о нём, ведь это могло быть ловушкой.

Но о пророчестве Перкау, сделанном когда-то для наследника на предсказательных камнях из чёрного оникса, знали только они двое.

* * *

Стражи отсалютовали ему, пропуская. Хатепер помедлил, глядя на дверь, не зная, что обнаружит за ней, потом постучал и вошёл.

Секенэф выбрал эти покои мудро – здесь могло отдохнуть усталое сердце.

Окна и балкон выходили на одну из самых живописных частей сада, с солнечной стороны. Свет щедро заливал комнату, и мебель тёплых золотистых оттенков, казалось, светилась, точно была выточена из янтаря. Драгоценный янтарь был использован в инкрустации стола, и драпировки, подобранные в тон, украшали стены. Между ними, на росписях, птицы парили над рощами священных акаций.

Эрдан сидел на ложе, откинувшись на подушки, и читал какой-то свиток, но когда дверь скрипнула, подался вперёд и улыбнулся.

– Даэйал…

В последний раз это своё эльфийское прозвище он слышал ещё от Ллаэрвин. Она ведь и дала ему это имя много лет назад – «от единого корня», тот, кто родной не по крови.

Гнев и печаль охватили Хатепера, и ничто из этого он не мог показать, как и острую жалость. Лучшие целители занимались ранами эльфа, но и они не могли исправить всё. Унижение, отчаяние, через которые довелось пройти Эрдану, оставят шрамы, которые, возможно, не заживут и за долгий эльфийский век. И то, чего он лишился, было не заменить ничем по-настоящему.

Дипломат постарался не смотреть на раны, не напоминать принцу о его вынужденной беспомощности. Тепло улыбнувшись, он подхватил одно из плетёных кресел, придвинул ближе к ложу и сел.

– Слава Богам, ты выжил, мой мальчик.

– Как же я рад видеть тебя, – Эрдан протянул руку, сложив пальцы в вычурном жесте, и они соприкоснулись ладонями в знаке приветствия между членами одного клана. – Мой путь к тебе был долгим.

– Я должен был найти тебя раньше…

В потемневших зелёных глазах, которые Хатепер помнил совсем иными – яркими, как у его матери, отражавшими тайны зачарованных чащоб, – отразилась боль. Но Эрдан не был бы высокорождённым, если бы не сумел быстро спрятать свою уязвимость.

– Только скажи, что это был не ты, Даэйал. Скажи, что корни ненависти всё ещё не проросли так глубоко.

Хатепер снял с шеи скрытую под широким оплечьем и туникой толстую цепочку из электрума. Переливавшийся радужно-голубым лунный камень в обрамлении серебряных ветвей мерцал на его ладони, и принц неотрывно смотрел на перстень Ллаэрвин Тиири.

– Всё по-прежнему, Эрдан, – мягко ответил дипломат. – Оправданий мне нет – моей власти, моих знаний оказалось недостаточно, чтобы прийти тебе на помощь вовремя. Но никогда я не пойду против твоей матери и её крови.

– Это она говорила мне…

Хатепер надел цепочку с кольцом обратно и спрятал. Он и не надеялся, что разговор будет лёгким, но Эрдан должен был узнать – и о посмертном послании Тремиана, и о предательстве клана Ассаи.

К концу рассказа эльф ушёл в такую глухую тоску, что, казалось, даже не слышал всех слов. Но когда речь зашла о Сильри, он вздрогнул и вышел из оцепенения.

– Тесс… Пресветлая же послала Тессадаиль вместе с Высоким Лордом Таэнераном! Настояла, чтобы кто-то из наших вассалов тоже состоял в посольстве в Лебайе.

– Леди Тессадаиль Нидаэ передала детали расследования царевичу Ренэфу – увы, вместе с посланием от той, кто пытался его убить.

Глаза Эрдана распахнулись от изумления, когда он дослушал часть истории о «Пьянящем вздохе».

– Высокий Род Сильри перешёл на сторону клана Саэлвэ, – со вздохом закончил Хатепер, понимая: только что он всё равно что крышку саркофага захлопнул.

– Да пожрут их гончие Каэрну! – воскликнул эльф. – Чтоб им никогда не упокоиться, отродьям неблагих. Сколько мать сделала для них! Они клялись оставаться нейтральными!

Хатепер молча кивал, позволяя Эрдану выплеснуть всё, что накопилось. Принц то сыпал проклятиями, то спрашивал в никуда, почему всё так.

– Ох, Данвейн, только бы Тесс благополучно добралась домой… – выдохнул он наконец. – Она-то расскажет Пресветлой. Как она? Когда Ренэф в последний раз видел её – она ведь была?..

Эльф не сумел закончить фразу, но смотрел на дипломата с такой надеждой, что тот не стал делиться своими опасениями на этот счёт. Если Мисра служила Таэнерану или, не дайте Боги, Иссилану – исход для леди Нидаэ мог быть не самым благостным.

– Она была цела и невредима. Ренэф не обидел её, – успокаивающе подтвердил Хатепер. – По сути, благодаря ей, её случайным словам мы и узнали, что ты в Империи и бросили все силы на поиски.

– Тесс знала… я ей сказал, – упавшим голосом признался Эрдан, отведя взгляд. – И теперь я не могу не думать… что, если?..

– Она рисковала, однако сделала всё, что могла, для сохранения мира, – возразил дипломат. – Нет, я не верю, что она способна предать тебя и рассказать кому-то. Даже то, что она решилась спросить у Ренэфа, было сделано скорее от отчаяния, от глубокой тревоги за тебя.

– Осознание того, как сильно разрослось предательство… оно отравляет, Даэйал. За каждым деревом начинаешь видеть смутные уродливые тени… и даже лица близких кажутся масками.

– Мне ли не знать, – грустно усмехнулся Хатепер. – Эрдан, если ты помнишь хоть что-то о своих пленителях…

– Хекетджит из рода Мерха. Это единственное имя, которое я знаю.

На миг дипломату показалось, что