Старухи – им помогали близнецы-альбиносы – проворно собралии унесли грязные тарелки и вернулись с миской взбитых сливок и двумя толстымибелыми блюдами, на которых высокой горкой громоздились ломти сладкого пирога.Пирог благоухал так, что Эдди почувствовал себя праведником в раю.

– Сливки только бизоньи, – констатировала тетушка Талита. –Последняя корова уж годков тридцать как околела. Не Бог весть что, знамо дело,да все ж таки лучше чем ничего, клянусь Маргариткой!

Пирог оказался с голубикой. Эдди подумал, что все прочиепироги, торты и кексы, съеденные им за свою жизнь, с этим и рядом не лежали.Прикончив три куска, он отвалился от стола и, не успев прикрыть рот, звучнорыгнул. Он виновато огляделся.

Мерси – слепая – хихикнула.

– Слышу, слышу! Кто-то поблагодарил стряпуху, тетушка!

– Да, – отозвалась тетушка Талита, и сама смеясь. – Чтоверно, то верно.

И все же подавальщицы появились вновь. Одна несла кувшин,над которым поднимался парок, другая – поднос, где ненадежно балансировалиглиняные чашки.

Тетушка Талита сидела во главе стола, Роланд – по правуюруку от нее. Он наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Старуха выслушала(улыбка ее чуть поблекла) и кивнула.

– Сай, Билл и Тилл, – сказала она. – Вы трое останьтесь. Намсо стрелком и его друзьями надобно потолковать – по той причине, что они думаютпуститься в путь нынче же ввечеру. Остальные, чтоб не гомонить тут попусту,будут кофейничать на кухне. Да не забудьте попрощаться, как подобает учтивымлюдям!

Билл и Тилл, близнецы-альбиносы, остались сидеть на дальнемконце стола. Остальные выстроились гуськом и медленно двинулись мимо путников.Каждый пожимал руку Эдди и Сюзанне, а затем чмокал Джейка в щеку. Мальчикпринимал это достойно, но Эдди видел, что он удивлен и смущен.

Подле Роланда старики опускались на колени и прикасались ксандаловой рукояти револьвера, торчавшей из кобуры на левом бедре стрелка.Роланд клал им руки на плечи и целовал в морщинистые лбы. Последней шла Мерси;она обвила талию Роланда обеими руками и звонко чмокнула его в щеку.

– Благословен будь, стрелок! Да хранят тебя боги! Кабы ятолько могла тебя увидеть!

– Не забывайся, Мерси! Веди себя прилично! – резко вмешаласьтетушка Талита, но Роланд, не обращая на нее внимания, склонился к слепой.

Он ласково, но решительно взял ее руки в свои и поднес ксвоему лицу.

– Посмотри на меня ими, красавица, – сказал он и закрылглаза, когда сморщенные, изуродованные артритом пальцы слепой принялисьосторожно ощупывать его лоб, щеки, губы и подбородок.

– Да, стрелок! – выдохнула она, поднимая незрячие глазницынавстречу блекло-голубым глазам Роланда. – Я очень хорошо вижу тебя! Славноелицо, однако ж полное печали и заботы. Мне страшно за тебя и за твоих.

– И все же встреча вышла радостная, разве не так? – спросилон в ответ и запечатлел на гладкой, истончившейся от старости коже лба Мерсинежный поцелуй.

– Так, так. Истинная правда. Спасибо за поцелуй, стрелок.Сердечное спасибо.

– Ступай, Мерси, – велела тетушка Талита, но без прежнейсуровости. – Ступай пить кофей.

Мерси поднялась с колен. Одноногий старик с костылем взял ееруку и положил на пояс своих штанов. Мерси ухватилась и, помахав на прощаниеРоланду и его товарищам, позволила хромому увести ее.

Эдди вытер увлажнившиеся глаза.

– Кто ее ослепил? – хрипло спросил он.

– Луни, – отвечала тетушка Талита. – Выжгли ей очи клеймом,вот как. Будто бы за то, что дерзко на них глядела. Тому уж четверть века… Нуже, пейте поскорей кофей! Он и горячий-то гадок, а чуть остынет, так и вовсе врот не возьмешь – дорожная слякоть, да и только.

Эдди поднес чашку ко рту и отхлебнул на пробу. Дорожнаяслякоть, решил он, слишком сильно сказано, но что не "Синяя гора", тоне "Синяя гора".

Сюзанна попробовала и изумилась:

– Да это же цикорий!

Талита бросила на нее быстрый взгляд.

– Сия трава мне неведома. Я знаю только щавельник, и иногокофею опричь щавельничного у нас не водится с тех пор, как надо мною ещетяготело женское проклятие… а проклятие это снято с меня давным-давно.

– Сколько же вам лет, сударыня? – неожиданно спросил Джейк.

Тетушка Талита удивленно взглянула на него, потом скрипучерассмеялась.

– Правду сказать, паренек, уж и сама позабыла. Помнится мне,будто, как справляли мое осьмидесятилетие, сидела я тут, на этом самом месте,да ведь тогда на этой лужайке нас собралось более пяти десятков, а Мерси еще нелишилась очей. – Тут ее взгляд упал на косолапа, лежавшего у ног Джейка. Чик,не убирая мордочки с лодыжки мальчика, поднял глаза с золотистой каемкой ивнимательно посмотрел на старуху. – Косолап, клянусь Маргариткой! Давненько яне видала, чтоб косолап состоял при людях… похоже, эти зверята позабыли те дни,когда водили компанию с двуногими.

Один из близнецов нагнулся погладить Чика. Чик отпрянул.

– Когда-то они пасли овец, – сообщил Джейку Билл (или, можетбыть, это был Тилл). – Знал ты сие, малый?

Джейк помотал головой.

– Твой-то гуторит? – поинтересовался альбинос. – В ранешниевремена промеж них попадались говорящие.

– Да. – Мальчик посмотрел вниз, на косолапа, который, едварука чужака исчезла с его горизонта, опять положил голову Джейку на ногу. –Скажи, как тебя зовут, Чик.

Чик смотрел на него снизу вверх и молчал.

– Чик! – настаивал Джейк, но Чик молчал. Не слишкомогорченный, Джейк посмотрел на тетушку Талиту и близнецов. – Вообще-то онразговаривает… но, наверное, только когда сам хочет.

– Мальчуган, видать, не здешний, – обратилась тетушка Талитак Роланду. – Одет чудно… и глядит странно.

– Он здесь недавно, – Роланд улыбнулся Джейку, и тот ответилнеуверенной улыбкой. – Через месяц-другой никто и не скажет, что парень изчужих краев.

– Да? Не знаю, не знаю… И откуда же он?

– Издалека, – сказал стрелок. – Из дальней дали.

Старуха кивнула.

– И когда он думает отправляться восвояси?

– Никогда, – отозвался Джейк. – Теперь мой дом здесь.

– Да смилуются над тобой боги, коли так, – отвечала тетушкаТалита, – ибо солнце в сем мире заходит. Заходит на веки вечные.

Тут Сюзанна беспокойно пошевелилась и прижала руку к животу,словно ее замутило.