– Ох, Кузя, ничему-то ты не учишься.

– А то мое дело, – снова огрызнулся тот.

– Твое, конечно, велеречивый ты наш, – воровка перевела взгляд на Варю. – Ну, де́вица, может, хоть ты расскажешь, с чего наш затворник-молчун из глуши вылез? Да отложи бич свой, не укушу.

Может, и рассказала бы, если б знала. О чем идет речь, Варя вообще не понимала. И почему эти двое мило беседуют, когда воровку надо немедля хватать и отбирать украденную чашу! Впрочем… было в незнакомке что-то такое странное… Стоило это осознать да присмотреться, как Варя заметила: глаза-то у Лизаветы вроде бы обычные, пусть и странного желто-оранжевого цвета, да только зрачки вытянутые, овальные… почти кошачьи. Ого! А человек ли она? Нечисть? Нет, Волк с нечистью не свяжется и разговаривать, пусть и сквозь зубы, не станет… И глазеет рыжая не мигая, ровно как сам Кузьма… Неужели?..

– Так ты тоже Первозверь, – догадавшись, прошептала Варя.

Лизавета вздернула брови, еще больше округлив глаза.

– Ого! Умна твоя подружка не по годам. Я уж думала, люди про нас вовсе забыли.

Слегка ошарашенная навалившимися впечатлениями Варя беззастенчиво рассматривала рыжее диво: яркую одежку, бледное лицо, янтарные глаза, сильные пальцы, волосы… Ох, недаром говорят, что чем дальше на восток, тем больше чудес! Кто бы мог подумать, что поручение раздобыть ценную вещицу из Всемыслова кургана приведет к целой череде чудесных встреч! Сначала копша, потом чудь с шен-га… И целых два Первозверя… а ведь их на Руси давно считают вымершими. Что же выходит? Все уцелевшие к Градимирским горам перебрались?

Зато теперь понятно, отчего Волк помогать отказывался. Свою почуял и не желал выводить на Лизавету чужих, то бишь людей. Интересно, как она в такой юбке по тропке над пропастью прыгала? Да легко и непринужденно небось. Первозверь же.

– Лиса? – решила уточнить Варвара.

– Ага, – скучающим голосом подтвердила Лизавета. – Ты глазки-то не таращи, а то вывалятся.

– Оставь ее в покое, – с тоской в голосе попросил Волк.

– Да я вроде и не пристаю, не я же по вашему следу шла. Объясниться не желаете, любезные?

Лиса, видать, погоню учуяла, вот и устроила засаду, чтобы разобраться, кто это на нее охоту устроил. Что ж, обманула их с Волком, застала врасплох, ловкачка, но церемониться с воровкой, кем бы она ни была, Ласка не собиралась.

– Ты у моего друга из лавки чашу зачарованную увела, – прямо и твердо сказала она, на всякий случай пустив косой-витеней «волну» по земле, дескать, если придется, огреет, не постесняется. – Вещицу ту ему покойная матушка подарила. Добром вернешь – не сдадим тебя городской страже. А не вернешь…

Лизавета звонко рассмеялась.

– Ох, умора-уморила, – сквозь смех произнесла она, даже не думая отвергать обвинения. – Понятно, почему она тебе, Кузьма, приглянулась. И сердцем чиста, и ликом красна. Варвара-краса прям, – пригляделась к витени и добавила: – Длинная коса.

Варя и впрямь почувствовала, как наливаются кровью щеки, так что ликом она сейчас в самом деле наверняка была красна – может, даже краснее свеклы. Ох, не любила она, когда ее угрозы всерьез не воспринимают!

– Язычок-то попридержи, Патрикевна, – хмуро бросил Волк, пока Варя собиралась с мыслями, придумывая ответ позлее. – Она дело говорит. Ворованную вещь по-хорошему верни, иначе по-плохому будет.

– Испугали, – закивала Лиса. – Оба. Аж дрожу.

– И правильно делаешь, – Волк не обратил внимания на издевательский тон Лизаветы и продолжил уже с укором: – Ты, выходит, снова с пути сбилась, за старое взялась? Смотрю, тебя жизнь тоже ничему не учит? Что за худ тебя дернул чужое увести?

Лизавета спрыгнула с валуна, и Волк дернулся слегка, будто готовился к драке. Обошлось, воровка всего лишь достала из короба заветную чашу и задумчиво на нее уставилась.

– Сама не знаю, – призналась она, наконец. – Могла бы и заплатить… но, видать, старые привычки знать о себе дали. Вещицу в подарок взяла. Не себе.

– Так ты все еще в ледяной избе живешь? – удивился Волк.

– Да.

– Тогда ясно.

Разговор опять оборвался. Насупившийся Волк глядел на Лису, та продолжала вертеть в руках чашу, а Варвара переводила взгляд с одного Первозверя на другого, не понимая, чего ждать. Будет драка или нет?

Волк, похоже, Лисы опасался – судя по всему, лукавая воровка была противником сильным. Раз так, надо быть готовой ко всему, и витеня тут поможет. В своих силах Варя не сомневалась, но недооценивать рыжую не стоило…

– Ладно, держи, – Лизавета кинула чашу Варе.

Уже настроившаяся на бой Варвара с трудом поймала негаданную добычу, а Лиса невозмутимо закрыла крышку короба, скрепив ее ремешками.

– Ничего, – приговаривала она, – другой подарочек присмотрю.

– Только не воруй, – буркнул Волк.

– Ой, помолчи, Кузьма, – поморщилась Лизавета. – От твоих нравоучений тошнит, честное слово.

Волк молча отвернулся. Лиса так и осталась стоять, не поднимая глаз, да и дыхание у нее слегка перехватило. Видать, при всем нарочитом пренебрежении к сородичу, его «нравоучения» Лису все же зацепили, так что совесть она не всю прогуляла. И то хорошо.

– Я вообще в город не за тем шла, – теперь рыжая будто оправдывалась. – Случайно мимо лавки этой треклятой проходила, волшбу учуяла, вот и заглянула.

– Не за тем, так зачем? – фыркнул Волк, перебивая. – Ты людей всегда сторонилась, в глухомани своей сидючи. За каким таким делом в Велигор наведалась?

– Да так…

Пусть лица у Первозверей как маски, читать их настроение у Вари получалось все лучше и лучше. Или, по крайней мере, ей так казалось. Сейчас Лизавета определенно наладилась врать – чуть помешкала с ответом, косой взгляд бросила, на губах кривая ухмылочка заиграла… Но врать воровка умела куда лучше Волка, не отнять.

– За зайчатиной и сметаной приходила, запастись, – легко и беззаботно объявила Лиса, кивая на короб и кувшины. – В нашей глухомани, как ты ее называешь, сметаны не добыть, а тут есть местечко одно, там сметанку готовят – объеденье!..

– «Веселый оберин», – подсказал Волк. – Чуть след там не потерял, думал, ты внутри. Долгонько ты там гостевала.

– Долгонько, да, – согласилась Лизавета.

– Токмо это после лавки было, – угрюмо уточнил Серый, сложив руки на груди и задрав подбородок.

Ни дать ни взять – Дознаватель, да только Лизавете допросы явно докучали. Бледное лицо скривилось в недовольной гримасе, воровка гордо тряхнула волосами и аж ножкой топнула.

– Отстань, Кузьма, надоел ты мне! От Дозорной площади к «Оберину» шла той улочкой, где лавка стоит, вот и заглянула по дороге. Глаза у тебя на месте? Вот сметана, а в коробе – зайчатина, чуешь ведь? Так чего пристал?

Снова повисла гнетущая тишина.