Для того чтобы вернуть ситуацию в прежний вид, новый Армянский католикос Авраам I (594—617) созвал в 596 г. Собор армянских епископов в Довине, на котором анафематствовал и Кирона, и Халкидон. В ответ католикос грузин пожаловался императору, и решением св. Маврикия в 597 г. в Константинополе был созван Собор греческих и армянских епископов, на котором опять обсуждалась тема Халкидона, а попутно и рассматривалась жалоба Авраама I на Кирона. Собор завершился блистательной победой византийских архиереев, которые помимо всего прочего поставили под сомнение патриарший титул Армянского католикоса, как самопровозглашенный – истинная правда. В результате армянская делегация согласилась признать истинность Халкидонского ороса. И хотя сам Авраам I оставался непреклонным монофизитом, в скором времени от него отделились еще две области – Цада и Амарас, где, по преданию, погиб апостол Фаддей[563].

Победа византийцев была тем более полной, что в это же время в Персии произошел государственный переворот, в результате которого Хормизда III свергли с трона (несчастного государя ослепили), а царем персов стал его брат Хосров II (591—628)[564].

Но власть нового монарха была очень шаткой (его власть оспаривал некто Варахран Чубин), и весной 590 г. он срочно отправил посольство в Константинополь, прося у императора дружбы, мира и военной помощи против своего врага. «Дай мне престол и страну царства отцов и моих; отпусти мне войско на помощь, чтобы я мог поразить врага моего; восстанови царство мое и буду тебе сыном», – писал Хосров императору.

За помощь он обещал отдать византийцам богатые области Персидского царства. Император собрал синклит (сенат), и многие сенаторы советовали ему отклонить предложение персов, ссылаясь на коварность Сасанидов и недолговечность их клятв. «Они народ беззаконный и совершенно ложный. В стесненном положении обещают исполнить многое, а, успокоившись, отрекаются. Много зол мы понесли от них; пусть истребляют друг друга, а мы отдохнем», – говорили они[565]. Но под влиянием Филиппика св. Маврикий принял предложение Хосрова и повелел полководцу Коменциолу оказать тому военную помощь[566].

В принципе решение императора нельзя назвать неправильным. Персия столько веков входила в число исконных и наиболее сильных врагов Римской империи, что трудно было отказаться от шанса, если не на веки вечные, то по крайней мере на несколько лет отодвинуть от себя эту опасность и сделать врага послушным орудием своей воли. Кроме того, нельзя забывать, что над Римской империей нависла война в Италии, где царствовали лангобарды, и на Дунае, давно ставшем местом разбоя аваров и славян. Замирившись с одним из самых опасных врагов, тем более получив за эти мир и военную помощь многие спорные территории, св. Маврикий развязывал руки для более деятельных операций на Западе и Севере. Надо сказать, что римляне почти ничем не рисковали, приняв предложение Хосрова, – в крайнем случае они могли потерпеть поражение, которым персы, в силу внутренних беспорядков, физически не могли бы воспользоваться. А в случае удачи плана св. Маврикия полученные дивиденды многократно окупали средства, вложенные в восстановление прав Хосрова на царство.

В Константине, где скрывался Хосров, перса окружили епископы во главе с Антиохийским патриархом Григорием I, которые предприняли усилия обратить варвара в православную веру, но безуспешно. Помимо войска, по просьбе Хосрова император передал ему деньги на ведение кампании. Взамен перс, как и обещал, сдал Мартирополь, где скрывался изменник Ситта, виновный в передаче крепости врагам во время последней войны. По приговору суда предатель был казнен жестоким способом: его сожгли на костре. Но еще до начала похода Хосров рассорился с Коменциолом и попросил императора заменить полководца. Царь удовлетворил и это ходатайство. Вместо отъехавшего в столицу блестящего победителя персов св. Маврикий назначил начальником римского войска Нарзеса, одного из оруженосцев Коменциола, фракийца по происхождению. В ответ, выполняя условия соглашения, Хосров сдал византийцам крепость Дару, что являлось большим успехом, если мы вспомним ее стратегическое положение и то, сколько византийской и персидской крови пролилось за обладание ею[567].

В наступившей войне против внутренних врагов Хосрова византийцы одержали блестящую победу, в очередной раз прославив римское оружие. Но основания власти Хосрова были все еще шатки, и он даже не смог полностью расплатиться по долгам с командирами римских отрядов, помогавших ему. Напротив, ощущая свое одиночество среди враждебных соотечественников, он упросил св. Маврикия передать ему отряд римской гвардии в количестве 1 тысячи человек, которые отныне стали его телохранителями. Наконец, увенчанный царским венцом, Хосров организовал для римлян пышный пир и раздал подарки командирам. А Нарзес, возвращаясь в Константинополь, перед отъездом сказал Персидскому царю: «Помни, Хосров, настоящий день. Римляне дарят тебе царство (выделено мной. – А. В.)». Так закончился очередной победный 591 г.[568]

Хотя Хосров не был лишен лукавства и с неохотой исполнял старые обязательства перед св. Маврикием, но в целом ситуация складывалась довольно перспективно для Константинополя, где были рады и тому, что бесконечные войны с персами хоть на время прервались. Очень важно то, что, исполняя свою клятву, Хосров передал Римской империи власть над армянскими областями Арзаненой, Тароном и Айраратом, а также вернул Константинополю всю Иверию с городом Тифлисом.

Кроме этого, резко улучшилось положение христиан в Персии, чему в немалой степени способствовало то обстоятельство, что жена Хосрова Ширин, женщина дивной красоты, была христианкой. Она построила монастырь в окрестностях Персидской столицы, где сам царь одаривал клириков подарками в Лазарево воскресенье. Оставаясь язычником, но вместе с тем глубоко почитая мученика св. Сергия, Хосров сделал в его честь золотой крест, который отослал на гроб святого в Антиохию. А однажды во время аудиенции, данной Халкидонскому епископу Пробу, Персидский царь заявил, что предсказание о счастливом завершении похода ему во сне пророчествовала Пресвятая Богородица[569].

Пусть даже и вынужденно, но Хосров проявил редкую для Персидских царей толерантность и по воцарении объявил свой указ: «Чтобы никто из язычников не посмел обратиться в христианство и чтобы никто из христиан – в язычество, а чтобы каждый оставался твердым в своем отечественном законе. Кто же не захочет держаться своей веры и, возмутившись, отречется от закона, тот да умрет»[570].