Ян замер, нахохлился. Я и сама замерла в ожидании, не сводя с него глаз. Хотелось выкрикнуть, перечислить все его заслуги и многочисленные достоинства, но я молчала. Понимала, что это не моя битва. И не мне за аспиранта ответ держать.

Бранов кашлянул еще раз напоследок. Даже не потрудившись затушить окурок, швырнул его через плечо в темноту окна и, глянув на Айтера исподлобья, с болезненной хрипотцой выдал:

— Все. Я отдам все, чтобы уберечь Мику.

Вот так просто. Отдам все. В голосе Яна и ноты сомнения не было. Сердце же у меня будто с ума сошло. Или ему попросту биться надоело? За две с половиной секунды весь выданный на жизнь лимит отстучать решило?

— Ты… что… — губы ссохлись, а в горле целая пустыня образовалась.

Я совершенно некстати закашлялась.

— Идемте, Создательница. Здесь невыносимо холодно и дурно пахнет, — с заботливой миной на лице попытался взять меня под локоть Айтер, но я не далась.

Взбрыкнула, аки кобылица молодая. Да и в ушах шумело так, словно у меня по артериям не кровь, а целый табун несется.

— Ты же сказал, что не знаешь, чего хочешь, — не отрывала я взгляда от Яна. — Ты же утром сказал, что я тебе как собаке пятая нога!

— Любишь ты фантазировать, Маша, — в ответ почему-то тоже разозлился Бранов. — Не говорил я такого! Просто сказал… — он сделал неровный вдох, будто его озноб забил. — Я от своих слов не отказываюсь. Быть вместе нам нельзя. Но это не мешает мне… — и смолк, вновь поежившись.

Нервно переступив с ноги на ногу, я сглотнула ком в горле. Тоже молчала, хотя внутренний голос то вопил благим матом, то срывался на шепот и стенания.

«Не мешает… что? — так и хотелось бросить слова аспиранту в лицо. — Не мешает издеваться надо мной? Метод кнута и пряника, Ян Викторович? Это вас возбуждает?»

Утвердительно отвечая на свои же безмолвные вопросы, я все больше вязла в болоте, задыхаясь от отчаяния и боли.

Если Яну и впрямь доставляет удовольствие то приспускать поводок, то вновь тянуть меня за собой на буксире, вынуждена буду его разочаровать. Подобные «выгулы», с успехом заменяющие шоковую терапию, не для меня. Даже если и захочу, даже если и начну получать удовольствие от извращенной игры, долго все равно не протяну. Сердечко не сдюжит. Лопнет, как банка стеклянная на морозе, после очередного «люблю-не люблю», и поминай, как звали.

Но подтверждать или опровергать мои домыслы было некому. Ян упорно молчал и лишь таращился на меня. Ветер трепал его одежду, взлохмачивал и без того торчащие патлы, заставлял ежиться, но ни звука выбить не мог.

Черт побери, глупый ты аспирант, почему ты молчишь?!

— Твое стремление отдать все, похвально, Ян, — заговорил Айтер, заставив меня вздрогнуть. — Но ты, верно, забыл… Ты порождение Хаоса. Чем ты отличаешься от Черного Пса и ему подобных?

— Я не иссушаю, — вмиг выйдя из оцепенения, сухо ответил Бранов. — Не захватываю. Еще примеры привести?

— Не нужно. Все сказано верно. Но это ведь лишь пока, — вздохнул император. — Ты хороший человек, Ян. Я вижу это. Но то, что внутри, все равно рано или поздно тебя захватит. Поработит и изменит навсегда. Хотелось бы верить, что, будучи в здравом уме, ты сделаешь верный выбор. А главное, позволишь сделать выбор… Мике. Если уж действительно она настолько тебе дорога.

Ян спешно сунул руки в карманы.

— Я же сказал, что никому не позволю причинить ей вред, — и глянул на меня. Я даже в полутьме его взгляд почуяла.

— Тогда попытайся меня простить, за то, что я сделаю с тобой, если вред ей причинишь ты. Вернее, — совсем посуровело узкое загорелое лицо императора, — когда причинишь. Увы, это неизбежно.

Ян издал короткий смешок и встряхнулся.

— Неизбежно, говоришь? — сделал он шаг к императору, вынув руки из карманов. — А тебе-то откуда знать? Ты ведь выдумка. Как бы тебе ни хотелось, ты всего лишь фантазия. Персонаж. Ты знаешь, на что способны люди? Настоящие, живые…

— Довольно, — тихо проговорила я под бешеный стук крови в висках. Не хватало еще, чтобы Бранище с императором в рукопашном бою схлестнулись. — Успокойтесь оба. Никто ни с кем ничего не сделает. Мут поможет Яну справиться с Хаосом, и Ян переправит всех в материю. Это решено. И это не обсуждается, — я толкнула ладонью дверь и обернулась напоследок. — И ваше предложение, Айтер… Извините, но принять я его не могу. Вам придется вернуться в свой мир без меня, — и вышла. Точнее, сбежала.

Джахо, завидев меня, тут же вскочил с пола. Поднялась на лапки и Шани, свернувшаяся в кресле клубком.

Кошка что-то спрашивала, поглядывая на балконное окно, но я не понимала ни слова. Надеясь, что не путаю буквы и слова, пробормотала лишь, что очень устала и хочу немного отдохнуть.

Продрогшие до костей ноги совсем не слушались, но я каким-то чудом, самостоятельно доковыляла до Брановской спальни и, не включая свет, уселась на разложенный диван.

Мысли разбрелись кто куда, но связать их воедино сил не было.

Что значило это показательное выступление Яна? Эта напускная развязность и злость? Уж в чем я была на все сто уверена, так это в том, что Бранище злился. Подслушал разговор даже! Пусть и «ушами» Джахо.

Так неужели… заревновал?

Верилось в это слабо. Куда охотнее я приняла бы версию, что Ян просто-напросто считает меня пустоголовой попрыгуньей-стрекозой, что способна сигануть в другой мир по первому же зову накачанного красавца. И пусть подобное суждение и оскорбляло меня до глубины души, оно хотя бы не противоречило здравому смыслу. Ведь кому, как не аспиранту, меня вновь из лап Хаоса вызволять придется?

Но после его этого «отдам все» с последующим окаменением всего тулова, подозрительной молчаливостью и игрой в гляделки…

— Да что, черт побери, происходит? — с размаху завалилась я на диван, раскинув руки и уставившись в потолок.

Еще утром Ян говорил, что не знает, что чувствует ко мне. И если чувствует, то не происки ли это той твари, что засела внутри? Но сейчас… Стоило прокрутить в памяти сцену на балконе от начала и до конца, как сердце принималось стучать, как сумасшедшее. Подрыгав ногами и сбив в комок одеяло, я закусила кулак, давясь радостным писком.

Яну не все равно. Люди, которым «все равно» не злятся и не врываются посреди разговора, всеми силами стараясь насолить покрепче. Да они и не подслушивают, в конце концов!

Так неужто Шани с ее хранительницей очага добились своего? В такую запредельную мистику уже даже мне верилось с трудом. Но ведь…

— Ай, да чем черт не шутит! — села я и зажмурилась, как и Шани развернув руки ладонями вверх. — Великая Кошка, — зашептала одними губами, чтобы на сей раз предатель-Джахо ничего услышать и пересказать аспиранту не мог, — если это твоих лап дело, прошу, помоги еще немного. Еще совсем немножечко! Если у Яна хоть капля чувств ко мне есть, пусть подумает обо мне, как о женщине. Заберет свои слова, передумает. Даже если и не сейчас, то хоть когда-нибудь пусть посмотрит на меня и…