В этом лежит основная ошибка всех врачей – наблюдателейистерии. Изучая природу истеричных женщин, они обманывают себя тем же самым, вочто уверовали сами истерички5, не отвергающее, а отверженное «я» являетсяистинной, настоящей, изначальной природой истеричных женщин, как бы настойчивоони ни старались бы внушить себе и другим, что это «я» совершенно чуждо им.Если бы отвергающее «я» было их собствен ним действительным «я», тогда онимогли бы противопоставить себя чуждому им искушению, сознательно оценить его иотвергнуть с полной решительностью, выразить его в определенном понятии ипознать его природу. И вот наступает симуляция, маскирование, так как отвергаемое«я» в сущности только одолжено, а потому нет у нее и смелости смотреть своемужеланию прямо в глаза. Ведь как бы то ни было истеричка отлично чувствует, чтоэто желание – первородный, самый властный мотив ее души. Потому что вожделениене может выразиться в совершенно идентичной форме, поскольку отсутствуеттождество субъекта. Так как это желание должно быть подавлено, то оно иперепрыгивает с одной части тела на другую. Ложь многообразна. Она вечно меняетформы своего проявления. Это объяснение найдут, пожалуй, несколькомифологическим, но, во всяком случае, нужно согласиться, что мы имеем дело содним и тем же явлением, которое обнаруживается то в виде контрактуры, точастичной анестезии, то совсем в виде паралича. Это именно явление и есть то, чегоистеричка ни в коем случае не хочет признавать своим, но именно благодаряподобному отрицанию, она подпадает под власть этого явления: ибо если бы онавменила его себе и постаралась составить определенное суждение о нем, как онапоступает по отношению к самым ничтожным вещам, то она уже тем самым как-нибудьпоставила бы себя вне своего переживания, или поднялась бы над ним. Это именнонеистовство и чувство возмущения, которое охватывает истеричек при столкновениисо всем тем, что они ощущают, как желание, совершенно чуждое им, хотя оно им вглубокой степени и присуще, это чувство в достаточной мере показывает, что онинаходятся в том же рабском подчинении сексуальности, как и неистерички, так жеподавлены своей судьбой и лишены всего, что возвышается над ней: вневременного,умопостигаемого, свободного «я».

Но можно с полным основанием спросить, почему не все женщиныистеричны, тогда как лживы они все. Этот вопрос ничуть не отличается от вопросао сущности истерической конституции. Если развитая здесь теория правильна, тоона должна дать ответ, вполне соответствующий фактам действительности, и наэтот вопрос. Согласно этой теории истеричка есть женщина, которая в пассивнойпокорности своей воспринимала весь комплекс мужских и общественных оценок,вместо того, чтобы предоставить своей чувственной природе возможно болеесвободный ход развития. Непокорная женщина есть, таким образом,противоположность истерички. Я не хотел бы долго останавливаться на этомвопросе, так как он относится к области женской характерологии. Истеричнаяженщина становится истеричной в силу свойственном ей сервилизма. Она совершеннотождественна в духовном отношении типу служанки. Ее противоположностью, т.е.женщиной, совершенно лишенной истеричности (которая существует только в идее, ноне в действительности), была бы мегера. И это является основой подразделенияженщин. Служанка служит, мегера властвует. Служанкой надо родиться, и к ее типуотносятся и такие женщины, которые достаточно богаты для того, чтобы вдействительности и не занимать никогда должности ее. Служанка и мегера всегданаходятся в отношениях взаимной дополнимости.

Следствия, вытекающие из этой теории, вполне подтверждаютсяопытом. Ксантипа – это женщина, которая и на деле очень мало имеет общего систеричкой. Она вымещает свою ярость (которую следует объяснить, как недостатокполовой удовлетворенности) на других, истеричная раба, на себе. Мегера«презирает других», служанка «презирает себя». Все, что давит и мучает мегеру,в достаточной степени чувствует и ее ближний: она льет слезы так же легко, каки служанка, но всегда обращает свои слезы на других. Раба хнычет и одна, небудучи никогда одинокой, ибо одиночество идентично нравственности и являетсяусловием истинной двойственности и множественности. Мегера не выносит одиночества,она должна сорвать свою злобу на ком-нибудь вне себя, в то время как истеричкапреследует только себя. Мегера лжет открыто и только, но она не сознает, чтолжет, так как по природе своей она должна верить, что всегда права. Она поэтомуготова обругать человека, который ей в чем-нибудь противоречит. Служанкабезропотно исполняет требование истины, которое также чуждо и ее природе.Лживость ее беззаветной покорности сказывается в ее истерии, т.е. когдаразгорается конфликт с ее собственными половыми желаниями. В силу этойсклонности к рецепции и всеобщей восприимчивости мы сочли нужным подробнееостановиться на вопросе об истерии и истерической женщине. Я думаю, что вконечном итоге мне выдвинут в качестве возражения именно этот тип, но немегеру. Лживость, органическая лживость характеризует оба эти типа, а вместе сним и всех женщин. Очень неверно, когда говорят, что женщины лгут. Ибо этопредполагает, что они когда-нибудь говорят правду. Словно искренность, pro forointerno et externo, не есть именно та добродетель, к которой женщина абсолютнонеспособна, которая для нее совершенно невозможна! Речь идет о том, чтобыпостигнуть, насколько женщина никогда и жизни своей не бывает правдива, дажетогда или впервые именно только тогда, когда она, подобно истеричке, рабскипридерживается гетерономного ей требования истины и внешним образом говоритодну только правду.

Каждая женщина может по заказу смеяться, плакать, краснеть.Она может по желанию даже плохо выглядеть. Мегера это может сделать в интересахкакой-нибудь цели, когда захочет. Служанка это делает под влиянием внешнегопринуждения, которое совершенно бессознательно для нее властвует над нею. Длятакой лживости у женщины не хватает органических и физиологических условий.

Но если после разоблачения этого чувства любви к истинечувства, свойственного этому типу женщин, оно превратилось в своебразную формулживости, то следует заранее полагать, что со всеми прочими качествами, которыетак превозносят в женщине, дела обстоят не лучше. В особенности хвалят еестыдливость, самонаблюдение, религиозность. Но женская стыдливость, это не чтоиное, как демонстративное отрицание и отвержение собственной нецеломудренности.Если в женщине можно обнаружить такие черты, которые указывают на стыдливость,то можно быть заранее уверенным, что в ней мы найдем в соответственной мере иистерию. Совершенно неистеричная женщина та, которая абсолютно не поддаетсявлиянию, т. е. абсолютная мегера не покраснеет даже тогда, когда мужчинасделает вполне заслуженный упрек. Зачатки истерии лежат там, где женщинакраснеет под непосредственным влиянием порицания со стороны мужчины. Но женщинавполне истерична только тогда, когда она краснеет при отсутствии всякогопостороннего человека, будучи совершенно одна: только тогда она всецело проникнутадругим человеком, пропитана мужской оценкой.

Женщины, которые близки к состоянию, известному под именемполовой анестезии или холодности, являются, на мой взгляд, который кстатисказать вполне совпадает с выводами Поля Солье, истеричками. Сексуальнаяанестезия есть один только вид бесчисленного количества истерических, другимисловами, неистинных, ложных анестезий. Ведь в точности известно, особенноблагодаря опытам Оскара Фогта, что подобные анестезии не представляют собоюдействительного отсутствия ощущений, а являются известным принудительнымначалом, которое устраняет и исключает из сознания некоторые ощущения. Еслиуколоть несколько раз анестезированную руку загипнотизированной женщины иодновременно попросить медиума назвать какое-нибудь любое число, то он назоветчисло полученных им уколов, которое он не решался перципиировать в силуопределенного приказания. И половая холодность возникла по известной команде:под влиянием принудительной силы-усвоения чужого асексуального жизнепонимания,проникшего в сознание женщины из внешней среды. Но и холодность, подобно всякойанестезии, можно также уничтожить по команде.