Человек может уважать в другом человеке только идею, идеючеловечества, В презрении к женщине (и к самому себе), которое возникает тотчаспосле совершения полового акта, лежит убедительнейшее доказательство того, чтоздесь нарушена и оскорблена эта идея, И кто не в состоянии понять, что мыразумеем под кантонской идеей человечества, тот пусть, по крайней мере,подумает над тем фактом, что речь идет о его сестрах, его родственницах: радинас самих мы должны желать человеческого отношения и уважения к женщине, а неее унижения, которое является результатом всякой сексуальности.

Но мужчина только тогда окажется в состоянии уважатьженщину, когда она сама оставит свое желание служить объектом и материей длямужчины, когда она начнет стремиться к истинной эмансипации женщины, а не кэмансипации проститутки. Еще до сих пор не было откровенно сказано, где следуетискать корень рабской покорности женщины: в державной, боготворяемой власти надней фаллоса мужнины. Поэтому искренне желали эмансипации женщины толькомужчины, не особенно сексуальные, не слишком эротические, не оченьпроницательные, но благородные, воодушевленные идеей права « в этом не можетбыть никакого сомнения. Я не хочу щадить эротические мотивы мужчины, не хочуумалять его антипатию к „эмансипированной женщине“. Легче дать себя вознести,как Гете, чем одинаково возвышаться, постоянно возвышаться, подобно Канту. Ноочень многое, что рассматривается как враждебное отношение к эмансипации состороны мужчины, является лишь выражением недоверия и сомнения в ееосуществимости. Мужчина хочет не женщину-рабыню: он очень часто ищет в нейподругу, которая его понимала бы.

Воспитание, которое получает в настоящее время женщина,является далеко несоответствующей школой, чтобы легче подготовить ее к решению– победить в себе свою истинную несвободу. Последним средством материнскойпедагогики является угроза дочери, которая в чем-нибудь не слушается ее, чтоона не получит мужа. Воспитание, которое выпадает на долю женщины, направлено исключительнона сводничество, удачное осуществление которого венчает ее короной. На мужчинуподобные влияние производят очень слабое действие; женщина же, благодаря такомувоспитанию, еще более укрепляется в своей женственности, несамостоятельности,несвободе.

Воспитание женщины следует вырвать из рук женщины,воспитание же всего человечества – из рук матери.

Это первая предпосылка, которая должна быть осуществлена стем, чтобы подчинить женщину идее человечества, идее, которой она сама с самогоначала противодействовала.

Женщина, которая действительно отреклась бы, которая искалабы спокойствия в самой себе – такая женщина прекратила бы свое существование,как таковая. Она перестала бы быть женщиной. К внешнему крещению онаприсоединила бы и внутреннее.

Может ли это случится?

Нет абсолютной женщины – и все же утвердительный ответ наэтот вопрос кажется нам утверждением какого-то чуда.

От такой эмансипации женщина счастливее не станет:блаженство она ей не может обещать, а до Бога все еще далека дорога. Ни односущество, находящееся между свободой и несвободой, не знает счастья. Но тогдаокажется ли женщина способной решиться сбросить с себя цепи рабства для того,чтобы стать несчастной?

Речь не может идти о том, чтобы сделать женщину святой.Вопрос скорее заключается в следующем: может ли женщина честно подняться кпроблеме своего существования, к понятию вины? Проникнется ли она, по крайнеймере, желанием свободы?

Суть дел заключается в осуществлении идеала, в созерцаниипутеводной звезды. Разве только в этом? Может ли в женщине ожить категорическийимператив? Подчинится ли женщина нравственной идее, идее человечества?

Только это одно и было бы эмансипацией женщины.