— А какой из них вам нравился больше?

Я обдумал его вопрос.

— Знаешь, вот так ребенок спрашивает родителей, кого онилюбят больше — его или сестру. На такие вопросы честного ответа нет. НоКерт-ученый меня пугал. Где-то пугал и Тони.

Парнишка сидел, погруженный в собственные мысли.

— Что-то появлялось из «бьюика» и позже, — продолжил я. — В1991 году птица с четырьмя крыльями.

— Четырьмя?..

— Совершенно верно. Немного полетала, ударилась о стену иупала замертво. Осенью 1993-го багажник открылся после одного из светотрясений,наполовину наполненный землей. Керт хотел оставить ее в багажнике и посмотреть,что из этого выйдет, Тони согласился, но земля начала вонять. Я не знал, чтоземля может разлагаться, но, видать, все зависит от того, откуда она взялась. Имы.., похоронили землю. Можешь в это поверить?

Он кивнул.

— И мой отец приглядывал за тем местом, где вы еепохоронили? Конечно, приглядывал. Чтобы посмотреть, что там вырастет.

— Думаю, он надеялся на лилии.

— Ему повезло?

— Смотря что считать везением. Ничего там не выросло, этоточно. Землю из багажника похоронили недалеко от того места, где лежал МистерДи и садовые инструменты.

Что же касается чудовища, то его остатки мы сожгли вмусоросжигательной машине. Участок, где покоится та земля, стоит голый. Каждуювесну что-то там начинает расти, но быстро погибает. Со временем, возможно,что-то и переменится.

Я достал из пачки последнюю сигарету, закурил.

— Через полтора года после земли появилась еще одна краснаяящерица-палка. Мертвая. И все. Там по-прежнему сейсмоопасная зона, но землюнынче трясет далеко не так сильно. Рядом с «бьюиком» не следует терятьбдительность, это тебе не старое ржавое ружье с забитым землей стволом, но присоответствующих мерах предосторожности он достаточно безопасен. И когда-нибудь— твой отец в это верил. Тони, да и я верю — старый автомобиль обязательноразвалится. Весь и сразу, как одноконный фаэтон в стихотворении.

Он недоуменно взглянул на меня, и я понял, что он понятия неимеет, о каком стихотворении речь. Мы живем в эпоху невежества.

— Я могу это чувствовать.

Интонация его голоса потрясла меня, и я всмотрелся в него.Выглядел он моложе восемнадцати. Совсем мальчишка, в кроссовках, с выбеленнымлунным светом лицом.

— Можешь?

— Да. Разве вы не можете?

Полагаю, все патрульные, прошедшие через взвод Д за долгиегоды, чувствовали притяжение «бьюика». Точно так же, как люди, живущие напобережье, чувствуют движение моря и без часов знают, когда начинается приливили отлив. По большей части мы этого не замечали, как не замечаем своего носа,всегда маячащего на периферии поля зрения. Иногда, однако, притяжениестановится сильнее, и вот тогда нам приходится на него реагировать.

— Хорошо, скажем так, чувствую. Хадди точно чувствовал. Что,по-твоему, с ним бы случилось, если он не услышал тот крик Ширли? Что бы с нимпроизошло, если он, как и собирался, забрался в багажник и захлопнул крышку?

— Вы действительно не слышали этой истории до сегодняшнеговечера, Сэнди?

Я покачал головой.

— Однако вы вроде бы не удивились.

— Когда речь идет о «бьюике», я ничему не удивляюсь.

— Вы думаете, он и впрямь собирался это сделать? Залезть вбагажник и захлопнуть крышку?

— Только я не думаю, что желания самого Хадди имели к этомухоть малейшее отношение. Дело в притяжении «бьюика». Тогда оно было сильнее, ноостается и теперь.

Он промолчал. Просто смотрел на гараж Б.

— Ты не ответил на мой вопрос, Нед. Что, по-твоему,случилось бы с ним, если б он забрался в багажник?

— Не знаю.

Разумный ответ, детский ответ, такое слышишь от них подесять раз в день, но он вызвал у меня раздражение.

Парень ушел из футбольной команды, но, похоже, не забыл,чему его учили по части уверток и ложных маневров.

Я затянулся дымом, запахом напоминавшим горящую солому,выдохнул.

— Ты не знаешь.

— Нет.

— После Энниса Рафферти, Джимми и, возможно, БрайанаЛиппи.., не знаешь.

— Не все куда-то переправлялось, Сэнди. Возьмите, к примеру,вторую песчанку, Розали или Розалин, не помню.

Я вздохнул.

— Не буду с тобой спорить. Я еду в «Кантри уэй», хочу съестьчизбургер. С удовольствием возьму тебя с собой, при условии, что мы забудем о«бьюике» и поговорим о чем-то Другом.

Он задумался, покачал головой.

— Пожалуй, поеду домой. Мне надо подумать.

— Хорошо, только не делись своими раздумьями с матерью.

Он вскинул на меня глаза, словно такая мысль шокировала его.

— Господи, как можно!

Я рассмеялся и хлопнул его по плечу. Тени ушли с его лица, сними — вся злость на него. А насчет его вопросов и детской уверенности, чтоистория должна чем-то заканчиваться и в конце обязательно найдется ответ, такоб этом, я знал, позаботится время. Может, я сам ожидал слишком многих ответов.Выдуманная жизнь, которую мы видим по ти-ви и в кино, подводит нас к мысли, чточеловеческое существование состоит из откровений и резких перемен; и становясьвзрослыми, мы на каком-то подсознательном уровне принимаем эту идею. Иногдатакое, возможно, и случается, но думаю, что по большей части все идетпо-другому. Перемены в жизни происходят медленно. Точно так же, как мой самый младшийплемянник дышит, когда крепко спит. Иной раз хочется положить руку ему нагрудь, убедиться, что он живой. Если смотреть с этой колокольни, неуемноежелание утолить любопытство просто абсурдно. Жизненные истории редкозаканчиваются ответами на все вопросы. Если двадцать три года жизни рядом с«бьюиком 8» чему-то и научили меня, так именно этому. В этот момент на лицесына Керта я прочитал, что он может сделать шаг в правильном направлении. А тои два. И если я не сочту, что для одного вечера этого достаточно, значит, уменя проблемы с головой.

— Ты ведь завтра работаешь? — спросил я.

— С самого утра, сержант. Опять выполним свой долг.

— Тогда, может, тебе отложить раздумья на потом и вместо нихнемного поспать?