— Что случилось?

— Ничего.

— То же самое сказал и он. — Она указала на «белэр» искрылась за дверью.

В пульсирующем свете «мигалки» я побежал к сдвижным воротамгаража Б: так много самых напряженных моментов моей жизни освещалось«мигалками». У Джона Кью на дороге пульсирующие огни всегда вызывают страх. Онпонятия не имеет, что эти огни делают с нами. И что нам доводилось видеть подними.

По ночам мы всегда оставляли свет в гараже, но он был ярче,чем это могла дать одна-единственная лампочка. Я увидел, что боковая дверьоткрыта. Уже повернул к ней, но потом передумал. Решил сначала взглянуть наигровую площадку.

Больше всего я боялся, что увижу только «бьюик». Но меняждало еще более жуткое зрелище. Мальчишка сидел за огромным рулевым колесом «роудмастера»с раздавленной грудью. По рубашке расплылось кровавое пятно. Ноги у меня началиподгибаться, но тут до меня дошло: я вижу не кровь. Скорее всего не кровь.Очень уж ровные у пятна края. Верхний, чуть пониже круглого выреза на футболке— прямая линия.., и углы.., ровные прямые углы…

Нет, не кровь.

Канистра, из которой Арки заливал бензин в газонокосилку.

Нед шевельнулся, и в поле моего зрения попала его рука.

Движения медленные, как во сне. В руке — «беретта». Онхранил оружие отца в багажнике «белэра»? Может, даже в бардачке?

Я решил, что это не важно. Он сидел в ловушке с канистрой сбензином и пистолетом. «Умрет или вылечится», — мелькнуло в голове. Мне никогдане приходило в голову, что первое и второе могли совместиться.

Он не видел меня. А должен был: моя белая испуганнаяфизиономия отчетливо просматривалась сквозь стекло на фоне ночи. И он не мог невидеть вспышки «мигалки» на крыше моего автомобиля. Но не видел. Егозагипнотизировали, точно так же, как Хадди Ройера, когда Хадди решил забратьсяв багажник «роудмастера» и захлопнуть крышку. Даже снаружи я чувствовалвоздействие «бьюика». Бьющий в нем пульс. Исходящую из него энергию.

Вроде бы он даже что-то и говорил. Может, насчет слов я себянакрутил, впрочем, значения они не имели: воздействовал на нас именно пульс, онбился в тех, кто служил во взводе Д в момент появления «бьюика». Некоторые, втом числе и отец мальчика, ощущали его сильнее, чем остальные.

«Заходи или держись подальше, — сказал голос, звучащий вмоей голове, с леденящим душу безразличием. — Я возьму одного или двоих, потомзасну. Еще многое натворю, прежде чем угомонюсь навсегда. Один или двое, мнебез разницы».

Я вскинул глаза на круглый термометр, подвешенный напотолочной балке. Когда я уезжал в «Кантри уэй», стрелка стояла на 61 градусе,теперь температура упала до 57 <соответственно 16,1 и 13,9 градуса.>. Ябуквально видел, как движется стрелка, и сразу вспомнил эпизод из прошлого,причем столь ярко, что даже испугался.

Случилось это на скамье для курильщиков. Я курил, Кертпросто сидел. Скамья для курильщиков приобрела особый статус после введениязапрета на курение в помещениях.

Там мы обсуждали детали расследований, который вели,утрясали конфликтные ситуации, связанные с графиком выхода на службу, говорили,чем будем заниматься после выхода на пенсию, обсуждали варианты страховки ижитейские дела. На этой скамье Карл Брандейдж рассказал мне, что от него уходитжена и забирает детей. Голос его не дрожал, но по щекам катились слезы. Тонисидел на этой скамье между мной и Кертом («Христос и два вора», —прокомментировал он с саркастической ухмылкой), когда сообщил нам, что, уходя вотставку, будет рекомендовать меня на свое место. Если, конечно, на то будетмое желание. Блеск в его глазах указывал, что о наличии у меня такого желанияему известно. Кертис и я тогда молча кивнули. И именно на скамье длякурильщиков у нас с Кертом состоялся последний разговор о «бьюике 8». И какскоро после него Керт погиб? Внутри у меня все похолодело: в тот же день.Неудивительно, что это воспоминание повергло меня в ужас.

«Он мыслит? — спросил Керт. Я помнил, как яркие лучиутреннего солнца били ему в лицо, и вроде бы бумажный стаканчик с кофе в руке.— Он наблюдает и мыслит, выжидая, выбирая удобный момент ?»

"Я почти уверен, что нет, — ответил тогда я и почему-товстревожился. Потому что слово почти охватывает очень многое, не так ли?Пожалуй, есть только одно слово, которое охватывает большую территорию — если.

"Он устроил самое эффектное шоу именно в тот момент,когда база практически пустовала, — сказал тогда отец Неда.

Задумчиво. Поставил стаканчик с кофе на скамью, чтобыповертеть в руках стетсон, по давней привычке. Если я не ошибся насчет дня,менее чем через пять часов этот самый стетсон, весь в крови, слетел с егоголовы и приземлился в придорожных сорняках, где его и нашли среди оберток отгамбургеров и пустых банок из-под колы. — Словно он знал.

Словно способен думать. Наблюдать. Выжидать".

Я рассмеялся. Есть, знаете ли, такой смех, в котором весельеотсутствует напрочь. Сказал ему, что он совсем свихнулся с этим «бьюиком».Добавил: «Ты еще скажи, что он выстрелил лучом или чем-то еще, чтобы заставитьгрузовик-цистерну „Норко“ врезаться в тот день в школьный автобус».

Он промолчал, но в глазах стоял вопрос: «Откуда ты знаешь,что не выстрелил ?»

А потом я задал детский вопрос. Спросил…

«Может, тебе следует найти подмогу, — зашептал голос вголове. По звуку — мой голос, но я знал, что это не так. — Может, в зданиикто-то есть. На твоем месте я бы проверил. Мне-то в принципе это не важно.Главное для меня — напакостить, прежде чем заснуть. Все прочее меня не волнует.А почему? Потому что я могу напакостить.., именно потому, что могу».

Подмогу.., не такая уж и плохая идея. Видит Бог, меня тряслопри мысли о том, что придется в одиночку входить в гараж Б и приближаться к«бьюику» в его теперешнем состоянии. Идти заставляло лишь осознание того, что яприложил к этому руку. Был среди тех, кто открыл ящик Пандоры.

Я побежал к будке, не остановился около распахнутой боковойдвери, хотя учуял сильный запах только что разлитого бензина. Я знал, что онсделал. Оставалось только понять, сколько именно бензина он вылил подавтомобиль и сколько осталось в канистре.

На двери в будку висел замок. Многие годы мы его незапирали. Сцепляли лишь две металлические скобы, чтобы дверь не распахиваловетром. Замок не заперли и в эту ночь.

Клянусь, это правда. Конечно, было темно, все-таки неполдень, но лунного света хватало, чтобы я ясно видел замок.

И когда потянулся к нему, свободный конец стальной дужкискользнул в отверстие и раздался едва слышный щелчок.