– "Прежде чем нас застигнет рассвет", –повторил за мной Дойл. – Да.

– Но у нас все еще слишком много дел, а часы опятьначнут тикать на рассвете.

Он кивнул.

– Я бы предложил свою кровь вместо твоей, если бы этоудовлетворило Нисевин.

Я благодарно улыбнулась ему:

– Я знаю, но феи-крошки, кажется, тебя недолюбливают.Может, когда у нас выдастся свободный часок, ты мне расскажешь, в чем тут дело.

– Нет, – ответил Дойл. – Тебе не понравитсяэта история, а мне не понравится ее рассказывать.

Он сказал это так серьезно, даже с грустью, что я тронулаего за руку и пообещала:

– Если только мне не нужно будет это знать ради чего-товажного, можешь держать в тайне свои счеты с двором Нисевин.

– Ты действительно позволил бы малым фейри прикасатьсяк себе? – спросил его Холод.

Дойл посмотрел на друга:

– Да, если возникла бы необходимость.

– Но как ты можешь дать этим тварям к тебеприкасаться?!

– А как я могу просить принцессу выдержать что-то, чтоне перенес бы сам?

Холод опустил голову и закрыл глаза. Сделал глубокий вдох,словно хотел набрать воздуху перед прыжком в воду. Порывисто выдохнул. Когда оноткрыл глаза, они были так переполнены эмоциями, что казались двумя серымиомутами страдания.

– Я никогда не стану просить тебя о чем-то, чего нестал бы делать сам, Мередит. Прости меня.

Я взяла его за руку, и на этот раз он ее не отдернул. Яприжалась к нему и подняла лицо для поцелуя. Из-за разницы в росте я не смоглабы поцеловать его, если б он не наклонился. Разве что стул принести. Но стулмне не понадобился.

Холод наклонился навстречу мне, придерживая за плечи, чтобыя не потеряла равновесия, стоя на цыпочках. Мы поцеловались. Я ждала невинногопоцелуя на ночь, но у Холода были совсем другие желания.

Губы прижались к моим губам, настойчиво, яростно. Языквонзился между губ, и я приоткрыла рот, позволила ему скользнуть внутрь. Егодыхание трепетало у меня во рту – он словно стремился вдохнуть меня, втянутьменя в себя, он подхватил меня на руки, с силой прижал к себе. Холод впивался вменя языком, губами и зубами, пока я не начала постанывать от ярости егопоцелуя, от свирепой хватки его рук. Я таяла, растворялась в нем; когда оноторвался от поцелуя, у меня голова шла кругом. Я снова потянулась к немугубами, я забыла, где мы, что мы, что мне нужно делать... Я забылась, точно какна пресс-конференции. Забыла все, кроме вкуса его губ, кроме ощущения его тела.Забыла все, кроме поцелуя Холода.

Он выпрямился, а я все хотела вернуться к поцелую и что-топротестующе мычала, пока он пытался ссадить меня на пол, цеплялась за негоногами и упиралась.

– Мередит, Мередит... – Наверное, Дойл обращалсяко мне не в первый раз. Я наконец повернулась к нему. Он улыбнулся и покачалголовой. – Ему пора идти, нам обоим пора.

Я посмотрела на Холода, который опять обвил меня руками, разуж я не давала поставить себя на пол. И был он страшно собой доволен.

– Теперь я могу оставить тебя другим.

Я качнула головой, потому что мне хотелось сказать: "Неуходи", – а говорить это было нельзя. Не то что я не хотела Галена,но... Холод всегда мог заставить меня пожелать его.

– Если ты идешь, тебе придется поставить ее наноги, – сказал Дойл.

Холод отпустил меня, и на этот раз я не сопротивлялась.Коленки слегка подгибались, и мне пришлось опереться на руку Холода, пока я непришла в себя. Он засмеялся очень по-мужски:

– Да поможет мне Богиня, я тебя правда люблю.

– Все, Холод, – сказал Дойл, – у нас хватаетдел. – Он подтолкнул Холода к двери, и на этот раз Холод пошел кудавелено. Дойл обернулся ко мне с порога: – Не стану пытаться соперничать.

Он улыбался. Я встала на носочки, положила руки ему на грудьи сказала:

– Это не соревнование.

Он склонился ко мне.

– Говоря словами смертных, черта с два.

Он поцеловал меня – крепко и хорошо, но по сравнению сХолодом вполне невинно. Потом спросил:

– Прислать тебе этого эльфа?

– Нам бы сперва отмыться. Я пошлю потом за Ройялом Никкуили Китто.

– Как скажешь. – Он бросил взгляд мне за спину,потом погладил меня по щеке и закрыл за собой дверь.

Я обернулась и обнаружила, что двое других мужчин моей жизниуспели раздеться, пока я отвлеклась. Гален был покрыт пятнами засохшей крови.Не вожделение бросило меня к нему и заставило крепко прижаться к его нагомутелу, это был страх. Попозже будет время и для вожделения, но сейчас я хотелапросто обнимать его, сжимать в руках – теплого и живого. Руки все времянатыкались на колючую корку крови. Она была везде, не давала чувствоватьгладкое совершенство его кожи. Пальцы нащупали не до конца зажившую рану у негона спине. Я вздрогнула.

Он обнял меня:

– Замерзла?

– Немножко, – сказала я. Но про себя подумала, чтоот этого холода не избавиться с помощью шубы или теплой ванны.

– Так пойдем в воду, – улыбнулся он, словнонесколько ведер горячей воды могут решить все проблемы. Если б все в жизни былотак просто...

Наверное, что-то у меня на лице мелькнуло, потому что оннахмурился:

– Ну что ты?

Я вздохнула. Так много дел, так много союзов, которые нужноукреплять и поддерживать, так много врагов, которых нужно вычислить... Мне надобыло торопиться, составить список целей и пробиваться к ним изо всех сил. Но вэту минуту я не могла представить ничего важнее, чем прижиматься к Галену какможно большей поверхностью своего тела. Залезть голой в ванну – не решит всехпроблем, но забраться туда голышом с любимым мужчиной – новых проблем несоздаст.

Когда я наконец забралась в ванну, вода еще была горячая, азначит, поначалу Китто сделал ее горячей, чем я любила. Он знал заранее, чтонаш разговор затянется. Маленький гоблин начал предугадывать мои желания, нетак, как это бывает у любящих, а как хороший слуга – незаметный, молчаливый,предупредительный, всегда оказывающийся там, где нужен. Среди моих любовников идрузей таких просто не было. Беспутные, веселые, неотразимые, чудесные – были.Незаметного не было ни одного.

Гален забирался в ванну, а я смотрела на Китто. Он был однимиз самых старших в моем окружении, а старейшие у нас не всегда любят, чтобы ихблагодарили, так что я не стала говорить "Спасибо".

– Ты набрал слишком горячую воду, чтобы она была какраз как надо к тому времени, как мы соберемся в нее залезть. Ты знал, что мыпроговорим слишком долго.