монахом из монастыря Фульде, который собирался в святое паломничество на гору Афон. И юная Агнесса на коленях молила монаха, чтобы тот взял её с собой. Но монах отговаривался тем, что неприлично ему будет путешествовать в сопровождении девушки. Тогда Агнесса переоделась в мужское платье и вновь упала на колени перед монахом. И тот не выдержал напора её мольбы. Так девочка покинула родные края и отправилась странствовать…

— Да-да…

— После долгих скитаний по святым местам, девушка попала в Рим. И никто не заподозрил в стройном юноше ничего подозрительного! Наоборот, многие прониклись к нему искренним уважением. В Риме, один из тех священников, с которыми познакомилась Агнесса во время путешествий, предложил ей место нотариуса в курии, то есть, при дворе папы римского. И девушка согласилась. И так показала своё рвение, старательность и благочестие, что в скором времени была рукоположена в кардиналы! И многократно участвовала в советах, собираемых римским папой, поражая окружающих мудрыми суждениями, рассудительностью и кротостью. Не удивительно, что после смерти папы, её кандидатуру выдвинули, в числе прочих, как претендента на Святой престол.

— Да-да… — бормотал я, поглядывая на небо.

— И вот, подавляющим большинством голосов, её избрали папой! Как заведено, при вступлении на папский трон, она избрала новое имя — Иоанн Восьмой. И на этом высочайшем посту она пользовалась величайшим уважением, к ней приезжали за советом короли, герцоги и прочие вельможи, а её решения считались окончательными. Говорят, она предотвратила одним своим словом две крупнейшие войны! А ещё она ввела в Церковный календарь четыре трёхдневных поста во славу Божью. По три дня весной, летом, осенью и зимой. Но случилось так, что её узнал тот самый монах, с которым она впервые отправилась к святым местам…

— Да-да…

— Сам он был достаточно благочестив, но… как оказалось, не воздержан в питие… И однажды, будучи под хмелем, он случайно выдал тайну папессы одному из кардиналов. А вот кардинал оказался не так благочестив, как следовало бы! И он, угрожая папессе разоблачением, воспользовался её беспомощностью и обесчестил самого папу римского! Ох, Господи! Да пребудет над нами воля Твоя!

— Да-да…

— Однажды, во время одной из процессий от собора святого Петра к Латеранскому дворцу, бедная папесса родила, где-то между Колизеем и базиликой святого Климента… Бедняжка умерла при родах. А её сын выжил, и даже, говорят, стал епископом Остии!

С тех пор Церковью были введены три строгих правила. Первое: никогда тевтонцу не стать больше папой римским! Второе: при избрании нового папы, претендент должен сперва сесть на специальное кресло с прорезью в сидении и особый человек, заглянув под кресло и увидев… ну ты понимаешь?.. должен громко возвестить: «Это мужчина!». И третье: с тех пор папы римские никогда не ходят той самой дорогой. Никогда![1]

Как тебе эта история?

— Да-да…

— Что «да-да»?!

— А? Я говорю, любопытная история. Но к нашему рубину не имеет отношения.

— Да что ты заладил: «рубин, рубин…». Других дел нету? Тьфу на тебя, прости Господи!

— Для меня нет других дел, — серьёзно ответил я, — Пока я это дело не выполню, других дел у меня нет и быть не может. Всё остальное, это только расчистка пути к рубину.

— Ну и ладно! Ну и иди, пути свои чистить! У меня свои дела есть!

— Ага… До завтра…

— До завтра. Постой! Фон Плауэн… молчит?

— Молчит, — признался я, — Но у нас в Греции, в моё время, была такая пословица: «Если волк спокойно ходит рядом с овечкой — не обольщайся! Он просто нагуливает аппетит…».

— Угу… ну, ладно, до завтра…

* * *

Едва я вышел из часовни, как увидел потрясающую картину. Нет, правда! Брат Томас куда-то бежал, сломя голову! Выглядело это, словно кто-то вырезал из деревяшек нескладного человечка, привязал к ручкам-ножкам ниточки, и невпопад дёргал за эти ниточки, заставляя человечка совершать немыслимые движения. Вот так дёргался и брат Томас, хотя умудрялся довольно быстро бежать на своих длинных нескладных ногах, размахивая длинными, нескладными руками. Я тут же побежал следом. Если что-то случилось, я должен знать это первым! Брат Томас сердито отмахнулся, но я проигнорировал. Может, я в жестах плохо разбираюсь? А, кстати! Отличная идея!

Вот так, задыхаясь от напряжения, мы бегом пробежали все ворота и переходы от Нижнего замка аж к Верхнему, промчались длинными коридорами и, запыхавшись, вбежали в просторную комнату.

За столом сидел бледный от гнева фон Плауэн и что-то негромко диктовал писарю. Кроме них в комнате сидело ещё двое. Я остановился у дверей, вытирая пот, а брат Томас сделал несколько шагов дальше. Фон Плауэн нарочито медленно повернул голову и обозрел нас двоих надменным и презрительным взглядом.

— А этого зачем взял? — ткнул он пальцем в мою сторону.

— Для связи! — не моргнул глазом брат Томас, — Мало ли куда послать придётся? Так он сбегал бы. Сам-то я для бега староват…

Фон Плауэн намёк проигнорировал, продолжая смотреть на меня. Я распрямился и посмотрел в ответ. Открыто и честно. И немного глуповато. Вот, мол, какой я дурачок! Чего меня опасаться? Фон Плауэн перевёл взгляд на брата Томаса.

— Что это значит?! — гневно спросил он и катнул ногой в его сторону круглый камень.

Брат Томас на камень бросил только один взгляд и сразу шагнул к окну. Внимательно оглядел открывающийся оттуда вид и медленно повернулся к фон Плауэну.

— Это значит, — медленно и спокойно ответил он, — Что в рядах поляков есть либо предатель из числа высших чинов Ордена, либо кто-то из поляков был в этой комнате и видел её обстановку. Я склоняюсь к последнему.

— Конечно, был! — надменно усмехнулся фон Плауэн, — И король был, и Зындрам из Машковиц, и королевский писарь Збигнев из Олесницы… да, много их было, в составе польской делегации, когда Великий магистр обсуждал здесь с ними условия перемирия!

— Это было неосторожно! — пожал плечами брат Томас, — Можно было бы провести переговоры в другом месте, а не в главном зале заседаний. А теперь кому-то пришла в голову великолепная идея. Зная, что в этом обширном зале потолок поддерживается единственной колонной, этот кто-то приказал своим артиллеристам стрельнуть в окно. Чтобы ядро перебило колонну и потолок рухнул на собравшихся. Так сказать, одним выстрелом, даже не двух зайцев а… сколько вас здесь было?

— Не заговаривайся! — потемнел лицом фон Плауэн, — Здесь собрались высшие руководители Ордена! Двенадцать человек! В числе прочего, меня выбрали Великим магистром Ордена. Значит, двенадцать человек, включая Гроссмейстера! И поляки могли одним ударом лишить Орден всего руководства! Как ты это объяснишь?!

— Это не мне объяснять, —