из своих недр целую и невредимую, чему песчинка безмерно рада. Теперь песчинка будет особенно беречься, чтобы её вновь не засосало в этот равнодушный и безжалостный механизм. А сейчас… пора кончать с текущей войной! Меня ждёт путешествие к папе римскому! И погода, похоже, подходящая!

Я посмотрел на небо. С северо-запада ветер нагонял тяжёлые, грозовые тучи. Но время ещё было. По моим расчётам — как раз!

[1] …никогда!.. Любознательному читателю: в настоящее время легенда о папессе Иоанне считается выдумкой, однако в описываемое время она была широко известной и не подвергалась сомнению. Не раз эту историю приводили в богословских спорах. Авторы затрудняются с определением, истинно это утверждение или ложно, но… папы римские и в самом деле перестали ходить привычным маршрутом! С чего бы?..

[2] …нельзя забывать об осторожности… Любознательному читателю: да, как Вы и догадались, ядро до сих пор вмуровано в стену, и его до сих пор демонстрируют многочисленным экскурсантам, посетителям замка.

[3] …в Леванте… Любознательному читателю: не путать с государством Ливан! Левантом в Средние века называли большую область в восточной части Средиземного моря, куда входили современные Сирия, Ливан, Палестина, Израиль, Иордания, а также части Египта, Турции и некоторых других стран.

Глава 25. Поединок

Не дерись на дуэли, если жизнь дорога,

Откажись, как Буренин, и ругай врага.

Козьма Прутков.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 07.09.1410 года. Вечер.

Дождь приближался. Похоже, на этот раз будет настоящий ливень. Ну, если рисковать, то сейчас! Я встал и пошёл на стену. На привычное место, возле кулеврины.

Всё, как всегда! Давно уже, под стены привычно собираются польские зубоскалы, в надежде пообиднее посмеяться над крестоносцами — авось те не утерпят и выскочат в глупую атаку! А позади, вроде бы и не обращая внимания на происходящее, выгуливают коней польские рыцари… Но, если крестоносцы поддадутся гневу и действительно предпримут попытку наскока, то поляки вмиг окажутся в седле! С тройным, а то и с четверным численным перевесом. И нанесут встречный, таранный удар. И попытаются, либо отрезать отступающих от замка, чтобы перебить глупый отряд, либо ворваться в крепость на плечах отступающих. А пока — только насмешки.

Крестоносцы тоже не первый год провели в боях. И отлично понимали польскую задумку. Поэтому ограничивались ответной бранью и ехидными выкриками, делая редкие вылазки не тогда, когда этого хотели поляки, а тогда, когда фон Плауэн считал, что рыцарям пора «поразмяться». И при этом лично стоял на стене, зорко наблюдая за ходом вылазки. Рядом с трубачом, готовым в любой момент дать нужный сигнал.

Обычно я в перебранку не вмешивался. Ну, ругаются и ругаются. Что я, ругани не слышал? Но не сегодня! Сегодня я расшевелю это осиное гнездо!

— Эй, вы, богоотступники! — надрывался толстенький поляк в смешной железной шапке с широкими, круглыми полями, — Что? Выйти на честный бой кишка тонка?..

— Это вы богохульники!! — кричал со стены седой крестоносец, — Коли с язычниками объединились! Побоялись бы гнева Божьего!

— Известно, на кого гнев Божий пал! — язвительно возразил поляк, — На Грюнвальдском поле Господь это ясно показал! Всех вас побьём! Всех до единого!

— Сперва на стену замка запрыгни! — хладнокровно посоветовал крестоносец, под смех окружающих.

— А что же в чистом поле вопрос не решить? — не смутился толстенький, — Или крестоносцы стали трусливее зайцев? Ха-ха-ха! Били мы вас в поле, бьём и будем бить!

— А мы подождём, пока вы от дизентерии не просрётесь! — отвечал крестоносец, опять вызвав общий смех. Похоже, эти люди понимали толк в долгой осаде…

Я бросил последний взгляд на небо. Пора!

— Эй, вы!!! — надсаживаясь, заорал я, — Пшеки косорылые![1] Макаки голозадые! Умойтесь соплями, клопы вонючие!!!

— Что?!!! — обомлели поляки. Да и наши, на стене, как-то странно замолчали и принялись коситься на меня.

— А то!!! — не унимался я, — Что ночью шёл здесь святой старец с горы Афон! Вот, он оглянулся на ваш вшивый лагерь и сказал: «Кровью умоются виновные!». Так что, можете умываться соплями! Потом кровью смыть сможете!

— Ты!!! — заорал вдруг толстенький, тыча в меня пальцем, — Ты!!! Мерзавец!!! Я вызываю тебя на бой!!! Я, опоясанный рыцарь, Кнышко из Бржески, вызываю тебя на бой! На утоптанной земле! Конным или пешим! Любым оружием!!! Выходи!!!

Упс!.. А про это я и не подумал! Что меня вызвать могут. Нет, драться мне категорически нельзя! Не для того я всё затеял, чтобы меня сейчас какой-то Кнышко из какой-то Бржески — Господи! Как они это выговаривают?! — мечом проткнул или секирой распополамил! Сейчас я этого Кнышко пошлю…

Я оглянулся вокруг. Суровые лица сурово смотрели на меня. Мол, сказал слово — отвечай! Ты же крестоносец? Пусть даже оруженосец? Тогда иди! И умри гордо!

О! Я же оруженосец!..

— Не могу! — я скорчил скорбную физиономию, — Я не рыцарь! Наш бой будет уроном твоей чести…

— Плевать!!! — побагровел от гнева толстенький Кнышко, — Я сделаю для тебя снисхождение! Я, опоясанный рыцарь, скрещу с тобой оружие, чтобы размазать тебя по земле, тварь! Чтобы все видели, можно ли ТАК оскорблять польскую шляхту! Выходи!..

— Крестоносцам не нужно чьё бы то ни было снисхождение! — пророкотал густой бас невдалеке от меня, — Ты не побоялся вызвать на бой моего оруженосца? Не велика доблесть! Посмотрим, не испугаешься ли ты настоящего рыцаря?! Это МОЙ оруженосец! Я отвечу за его слова! Готов ли ты повторить свой вызов, Кнышко, из непонятно откуда?..

Брат Гюнтер, казалось, даже не напрягал голоса, но мощный бас его, я уверен, слышен был далеко в поле.

— Я Кнышко из Бржески! — надменно распрямился поляк, — Это в земле Куявии, что рядом с Добжинской землёй! Я своими глазами видел зверства крестоносцев на этой, истинно польской земле! Я не побоюсь тебя, кто бы ты ни был! Назовись, крестоносец!

— Оставался бы ты лучше в своей… — губы Гюнтера презрительно изогнулись, — в Куявии! Глядишь, остался бы жить… Я смиренный рыцарь Ордена Святой Марии Тевтонской, Гюнтер фон Рамсдорф! Надеюсь, слышал?!

Я с удовольствием увидел, как попятился конь под поляком. Видимо, он изо всех сил пытался удержать равнодушное лицо, но чуткое животное уловило состояние хозяина.

— Помнится, ты лишился руки? — чуть помолчав, прокричал Кнышко, — С моей стороны будет нечестным вызвать на бой калеку…

— И ты хочешь отрубить себе руку? — насмешливо перебил брат Гюнтер, — Чтобы уравновесить силы и чтобы всё было честно? Не беспокойся! Я и одной рукой вобью тебя в землю по самые ноздри! Ты готов повторить вызов?..

Толстенький поляк нервно оглянулся вокруг. Теперь на него, как недавно