Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, ладно, на отшибе своего королевства, Польша всё же смогла добыть себе кусочек Померании. А шесть лет назад Орден — раз! — и купил у Бранденбурга земли Ноймарка! Ещё больше отодвинув поляков от моря! А-га-га!
Помнишь, я говорил, что если хочешь понять какие-то события, то надо копнуть поглубже? Вот скажи мне, почему поляки вдруг так полюбили литовцев? Почему они, католики и язычники, объединились?
Я больше тебе скажу! Вот, у короля Венгрии и Польши, Людовика Первого Анжуйского, родилось три дочери… Младшую звали Ядвигой. Ещё, когда ей было шесть лет, её обручили с австрийским эрцгерцогом Вильгельмом… Шельмец-папаша надеялся ещё и Австрию под себя подмять, а-га-га!!! Старшая, Екатерина, должна была стать королевой Польши, а средняя, Мария, королевой Венгрии. И вот, Екатерина вдруг умерла. Куда деваться? Пришлось менять планы. Теперь Ядвига должна была занять польский престол. Казалось бы, при чём тут австрийский эрцгерцог? Но нет! Помолвку расторгли. Польская шляхта согласилась признать Ядвигу своей королевой только в том случае, если она выйдет замуж за литовского князя Ягайло! И никак иначе! В одиннадцать лет Ядвигу короновали польской короной… кстати, её именовали не королевой, а королём!
— Это знакомо, — усмехнулся я, — Когда в Египте доводилось править женщинам-фараонам, они даже специально бороду подвязывали! Чтобы выглядеть фараонами-мужчинами!
— Ну, бороду Ядвига не подвязывала, — отмахнулся брат Томас, — Но во всех официальных документах значится КОРОЛЬ Ядвига. А не королева. А в двенадцать лет она уже вышла замуж. За того самого Ягайло. За литовца. Для этого пришлось Ягайло крестить по католическому обряду. Который уже был крещён! Только в православии. И носил православное имя Иаков. А теперь взял новое имя — Владислав.
А ведь, Ядвига без памяти любила того самого эрцгерцога! Говорят, накануне свадьбы, она с топором в руках рубила ворота, хотела вырваться из Краковского замка, чтобы умчаться к любимому…
А теперь скажи мне, Андреас, почему? Почему Ядвигу заставили насильно жениться? Да ещё на литовце? Да ещё не католике? Что, Австрия под польской властью, помешала бы? Что, в самой Польше достойного шляхтича не нашлось?
— Море! — односложно ответил я.
— Верно! — выплюнул вконец изгрызенную травинку брат Томас, — Ты прав, как никогда! Надо сказать, Орден протянул свою руку и к Литве! Есть там такая земля, Жемайтия…
— Она же Самогития… — вставил я, вспоминая.
— Да-да… Так вот, Жемайтия — это тоже выход к морю! И этот морской берег официально принадлежит Ордену! Жаль, что не вся Балтика! Есть у литовцев ещё часть побережья… Вот на эту часть и разинули рот поляки! Им море, как воздух нужно! И для этого не жалко ни молодой королевы, ни союза с язычниками, ни войны с единоверцами… ничего не жалко! Повторю: море — это торговля, а торговля — это деньги. Очень большие деньги…
А теперь скажи мне, когда же кончится война Ордена с поляками?
— Она не кончится до тех пор, пока один из противников окончательно не падёт под ноги победителя! — сказал я, хорошенько подумав.
— Верно! — брат Томас одобрительно хлопнул меня по плечу, — А это значит, что нынешняя война, дай Бог, не последняя! Ещё доведётся схлестнуться!
— Ты так говоришь об этом, словно рад будущей войне! — заметил я.
— Конечно, рад! — даже удивился брат Томас, — Как же не радоваться?
— Почему?! — опешил я, — Кровь, грязь, смерть… Страдания своих, чужих и совершенно непричастных окружающих! Разрушенные города, сожжённые деревни, плач женщин и детей, опять кровь и могилы, могилы, могилы… Чему тут радоваться?..
— Так, ты до сих пор не понял?! — разинул рот брат Томас, — Ты не понял главного?!
— Чего?
— Оглянись вокруг! Кого ты видишь?
— Э-э-э… крестоносцев?
— Да, но это не главное!
— М-м-м… рыцарей?
— Это тоже не главное!
— А что же главное?
— Ты видишь смертников!!!
— Как это? — совсем запутался я.
— Объясню… Знаешь ли ты, что такое правило майората?
— Э-э-э…
— Это правило, введённое ещё Карлом Великим, в восьмом веке от Рождества Христова, и это правило гласит, что наследником имущества может быть только один человек. Старший сын. Остальные дети остаются без наследства.
— А как же они…
— А по-разному! — перебил меня брат Томас, — Девочек, чаще всего, удаётся пристроить. Выдать замуж. Именно поэтому, обручение происходит в самом раннем возрасте, а иногда ещё до рождения ребёнка. Когда отец девочки ещё жив. Чтобы наследник не мог уклониться от обещания, данного родителем. И наследник вынужден дать за своей сестрой обговорённое приданное, хотя порой у него зубы скрежещут от жадности. А вот с мальчиками… Тут всё гораздо сложнее.
Если ты сын короля, графа или что-то подобное, то можешь быть спокоен: тебе не дадут пропасть. В самом крайнем случае, тебе выделят для кормления какую-то часть наследных земель. То есть, ты не владелец, но ты с этой земли кормишься. А там, гляди, какая-никакая война, где собственный кусочек поместий захватишь или женишься удачно, где приданным тоже будут земли… Не пропадёшь! И дети твои не пропадут. И внуки.
Совсем другое дело, если ты сын простого рыцаря. Учти: землю пахать или скот пасти тебе не позволят! Это урон для чести твоей семьи, твоего рода! Свой же род ополчится против тебя и не успокоится до тех пор, пока не истребит тебя и потомство твоё, поскольку ты сумасшедший! Только сумасшедший рыцарь пойдёт коровам хвосты крутить.
А значит, твой удел определён. Меч в руки — и воевать! Хочешь, иди в наёмники. Хочешь, записывайся в один из рыцарских орденов. Но есть нюансы.
Наёмник получает деньги. То есть, теоретически, наёмник может дослужиться до большого командира, поучаствовать в нескольких удачных походах и заработать достаточно, чтобы купить себе собственное имение, собственный замок. И тогда всё хорошо. Его дети будут наследовать этот замок, будут рыцарями и сеньорами. Только шансов на такой удачный исход, дай Бог, один из тысячи. А то и меньше. А это значит, что остальные девятьсот девяносто девять рыцарей ничего скопить не сумеют. И их дети будут бастардами! Без прав, без шансов на будущее. И всю жизнь будут мучиться мыслью: «Эх, папашка! Зачем ты меня породил? Я мог бы быть наследником баронства, виконтства, или хотя бы замка, а вместо этого прозябаю