– Да, – сказал Джон. – Разумеется.

– Значит, решено? Бумажной волокиты не избежать, теперь с этим даже хуже! – Уэллинг придавил ладонью стопку документов. – То одно, то другое. Но если вы согласны…

– Ну конечно, – перебил Джон.

– Превосходно!

Уэллинг спустил на нос очки и вернулся к своему письму. Джон понял, что разговор окончен. Если не считать предстоящего официального оформления, его словно бы и вовсе не было. Адъютант появился в дверях, точно по мановению волшебной палочки.

– Благодарю вас, сэр, – произнес он вполголоса, будто опасаясь напомнить своему начальнику, что Джон еще не ушел. – Я провожу вас.

Он скользнул в кабинет и широко раскрыл дверь. Ощущая себя запаской, надеющейся на прокол, Джон встал. Подчинясь внезапному порыву, чтобы хоть что-то извлечь из своей поездки для себя, он спросил у адъютанта:

– Я знаком с одним из ваших летчиков. Вы не передадите ему от меня?..

– Конечно, сэр. Само собой. А его фамилия?

– Робертс. Он лейтенант…

Джон сразу же ощутил какую-то перемену. Адъютант взглянул через его плечо на начальника, а тот, видимо, вновь оторвался от письма.

– Р.Д. Робертс? – повторил Уэллинг.

Джон обернулся.

– Да-да.

Тут глаза Уэллинга встретились с его глазами, а рука взяла со стола недописанное письмо.

* * *

Джон ехал в сторону Ричмонда и думал, что таким, как он, помилования не бывает. Юный летчик – в ином мире, он мог бы быть его сыном или младшим братом – погиб. В восемнадцать лет его жизнь оборвалась, не успев начаться. А он, Джон, старше его более чем вдвое… Узурпатор!

Услышав о его гибели в Мастонбери – Уэллинг писал то самое письмо, которое теперь лежало в его нагрудном кармане, – Джон умолял, чтобы ему было позволено сообщить семье. Хоть это-то он мог сделать! Помявшись, упомянув «положенный порядок», Уэллинг согласился. Возможно опасаясь, что иначе он лишится обещанного поля.

Джон угрюмо смотрел на шоссе.

«У меня только мать и сестра»… – сказал Бобби в Грин-Хилле. Бобби… Они же только-только познакомились. И в любой другой обстановке до имени не дошло бы. Но в любой другой обстановке юноша был бы жив.

До первого ориентира он добрался менее чем за час. У мемориала он остановил машину и вылез. В отдалении в конце изгибающейся липовой аллеи он увидел церковный шпиль. Насколько он помнил с дней своей собственной юности, коттеджи находились примерно в четверти мили влево отсюда. Джон пошел на разведку пешком и за купой буков обнаружил поворот. Надпись на указателе гласила «Акр-лейн». Почти наверное, дорога к коттеджам Поула – как написано на конверте у него в кармане.

Джон вернулся к машине, жалея, что не курит. Едва забравшись внутрь, он увидел, что из-за поворота выехала девушка, немногим старше его дочери. Легкое хлопчатобумажное платье в узкую голубую и белую полоску – возможно, школьная форма, волосы скрыты соломенной шляпкой, завязанной под подбородком широкой лентой того же бледно-голубого цвета.

– Прошу прощения! – окликнул ее Джон и замахал рукой.

Девушка остановилась, уперлась ногой в землю и, подпрыгивая, подогнала велосипед поближе к нему, оставаясь на другой стороне шоссе.

– Простите, что задерживаю вас, – сказал он. – Я ищу коттеджи Поула. Они в той стороне, откуда вы едете?

Девушка посмотрела на него с недоумением, как будто не доверяя причине, на которую он сослался. Джон не чувствовал себя вправе сказать правду, а сочинять ничего не хотел. Оставалось только надеяться, что лицо у него достаточно честное.

После еще нескольких секунд внимательного ocмoтра Джон с облегчением решил, что, видимо, прошел проверку с честью. Она повернулась в седле и указала на поворот.

– Поезжайте до Перч-роу справа. Вы сразу увидите.

– Спасибо. Большое спасибо.

Девушка улыбнулась, но недоверие не исчезло из ее глаз. Она проехала мимо него, и Джон завел мотор.

В конце пути ничего неожиданного его не ожидало. После ровно пятнадцати минут в последнем коттедже в коротком ряду Джон испытывал горячую благодарность к постоянно высмеиваемой национальной черте – умению сжать зубы. Он не сомневался, что миссис Робертс, симпатичная блондинка, помоложе Холли, но старше его, предастся горю – но не раньше, чем он уедет. Она поблагодарила его за то, что он приехал, за хлопоты – несколько раз поблагодарила. Джон отвечал, какие же хлопоты? Хотя бы это было в его силах… Не может ли он еще как-то помочь? Его снова поблагодарили. Он достал визитную карточку и положил ее рядом с письмом, которое, прочитанное и возвращенное в конверт, лежало на этажерке.

Спустившись с крыльца на садовую дорожку, он снова увидел девушку в соломенной шляпке с голубой лентой. Ее лицо хранило прежнее выражение. Изменилось только одно: ее велосипед был прислонен к забору, а она уже открыла калитку, чтобы войти. Увидя Джона, она отступила на траву, давая ему дорогу. У нее за спиной покачивались тщательно ухоженные голубые и синие цветы лета дельфиниумы, скабиозы, колокольчики и водосборы. Голубизна цветов, голубизна ее платья и ленты на шляпке, которую теперь она держала в руке, казалось, служили только одной цели – подчеркнуть великолепие червонной меди ее волос, падающих на плечи.

Джон смотрел ей в глаза – чуть более светлое повторение окружающей голубизны, надеясь, что его лицо осталось столь же внушающим доверие. Но он так этого и не решил. Он увидел, как расширились ее глаза от внезапной догадки, но чем он мог искупить свою вину? Тихонько заперев за собой калитку, он сел в машину. Но, не проехав и двух миль, понял, что не способен сосредоточиться на дороге, увидел проселок, знакомый до боли, свернул и поставил машину под живой изгородью. И пошел по тропинке, по которой ходил бесчисленное множество раз в былые годы, а также дважды-трижды в недавние месяцы. Она уводила его вверх по пологому склону. Увидев лиственницы, он почувствовал себя в безопасности, опустился на старый упавший ствол, мшистый, распавшийся на части, и отдался своим мыслям.

* * *

Треснул сучок. Джон обернулся и забыл о призрачных воспоминаниях, увидев призрак наяву. Он вскочил с бревна.

Под лиственницей стояла тонкая фигурка, одна рука отводила ветку от лица, другая прижималась к открытым губам. В рощице вздохнул ветерок, и могло показаться, что трепет деревьев передался фигурке. На фоне нежной молодой зелени в узоре солнечных пятен Джон увидел каштановые глянцево поблескивающие волосы – прядь, упавшую на бледный широкий лоб, над широко расставленными карими глазами, в которых немо и зовуще танцевали странные огни… А ниже, когда рука поднялась откинуть прядь, он увидел, как еще дрожащие губы снова полуоткрылись, как будто произнося его имя. Но услышал он только вздохи ветра над ними и свой собственный голос, сдавленно, невольно произнесший:

– Флер!

Ответа не было, и ощущение нереальности овладело Джоном еще сильнее. Флер… видение, сон наяву? Поэт в нем был готов поверить и тому и тому.