знал. Единственное, что было известно, – она поднялась на корабль, и больше ее никто не видел.

Но я знала достаточно.

Ее убила любовь. И это стало ядом, уничтожившим во мне последний росток глупости.

Любовь не была ни практичной, ни разумной, ни полезной. Она несла только смерть.

И хотя то, что я чувствовала к Бастиану, слава богам, не было любовью, это по-прежнему было что-то.

И это что-то заставляло меня идти по деревянному настилу, который расстелили на лужайке, прямо к нему.

Когда между нами оставалось несколько шагов, он отделился от группы и сократил расстояние. Он коснулся моей руки, светящимися глазами осматривая меня. Сегодня они, впитав в себя свет фонарей, казались слегка золотистыми.

Он открыл и закрыл рот с несвойственной для него нерешительностью, а затем стиснул мое плечо.

– Я не могу решить, спросить ли мне первым делом, как ты, или, – он покачал головой, скользнув по мне взглядом, – сказать тебе, как ты красива. Я знал, что этот цвет отлично тебе подойдет. С тобой все в порядке? И ты знала, что в буквальном смысле сногсшибательна?

Я насмешливо фыркнула, хотя его комплимент в какой-то мере помог растопить лед в костях.

– Отвечая на твой первый вопрос – да, только несколько интересных синяков. – Сморщившись, я подогнула больное колено. – А на второй… не знала, но спасибо.

– Хм, мне больше нравится, когда ты говоришь «пожалуйста», но «спасибо» может стать третьим моим любимым словом. – Его зубы сверкнули в быстрой улыбке.

– Третьим? А какой второе?

– Мое имя.

– Нужно запомнить, Бастиан.

Он тихо простонал от удовольствия.

– Но если серьезно, – он погладил мою руку, – ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты выглядишь бледной. – Он провел большим пальцем по моей щеке, но опустил руку, словно вспомнив, что мы не должны так прикасаться друг к другу в обществе.

– Честно говоря… – Я с опаской окинула взглядом растущую толпу, словно обосновывая свое признание. – Я бы хотела, чтобы ты увел меня отсюда и просто обнял, как сделал после забега.

Его руки сжались и разжались.

– Мы могли бы пойти в какое-нибудь тихое место. Я не буду тебя дразнить. Если ты хочешь, я буду образцовым джентльменом. Буду обнимать тебя столько, сколько тебе нужно.

Я не могла встретиться с ним взглядом. Слишком опасно, особенно когда в моем животе словно что-то порхало. Я сцепила руки, борясь с желанием обхватить ими себя.

– Спасибо. Но я… я не могу исчезнуть так сразу.

Он вздохнул.

– Бал только начался. Мне наплевать, но я подозреваю, что по-тихому улизнуть отсюда будет нарушением очередного твоего правила, да? – склонив голову набок, он горько улыбнулся мне.

– Ты так хорошо меня знаешь, – я закатила глаза.

Его улыбка исчезла.

– Недостаточно хорошо.

У меня в горле застрял ком, и я не смогла ничего ответить.

Какое-то время мы стояли, глядя друг на друга; что-то висело в воздухе между нами, пока не подошел лакей и не предложил напитки. Я взяла бокал темно-красного вина, благодарная за то, что тишину прервали.

Мы всегда флиртовали друг с другом, но теперь в наших отношениях будто бы что-то изменилось, и я не была уверена, что мне это нравится или я хотела этого. Это должно было быть просто работой, и я даже смирилась с тем, что получаю удовольствие на этой работе. Но ничего более.

Я потягивала свое вино и чуть не поперхнулась, когда увидела знакомую рыжую голову. Дядя Руфус. Каким-то образом он добился приглашения, и Каэлус наверняка тоже был здесь. Может быть, мне удастся по-быстрому представить его.

– Кэт?

Я вздрогнула и уставилась на Бастиана.

– Ты совсем застыла и побледнела еще сильнее. Я уже было подумал, что это вино тебя убило. – Он театрально посмотрел на мой бокал, а затем проследил за моим взглядом в сторону дяди Руфуса.

Я безрадостно посмеялась.

– Нет, просто мне нужно решить кое-какие семейные дела.

– Звучит ужасно интересно, – он скорчил такую язвительную гримасу, что практически развеселил меня. – Значит, семейные дела, пара танцев, и мы исчезаем?

Это звучало так просто. Мне так хотелось сказать «да». Но…

– А так можно?

Он откинул мои волосы через плечо и провел рукой по спине, притягивая меня к себе – ближе, чем было уместно в таком месте.

– Ты можешь делать все, что захочешь, Кэтрин.

Я знала, что это неправда, но я хотела в это поверить. Боги милостивые, как же я этого хотела.

Прикусив губу, я кивнула.

– Пару танцев и заключительный обход – думаю, этого хватит. Но если я где-то рядом с собой увижу Экингтона, то не ручаюсь за то, что сделаю.

Смех Бастиана был таким же мрачным, как и сады за пределами света фонарей.

– Не волнуйся, я слышал, что виновник торжества нездоров.

Я обвела взглядом толпу. Экингтона нигде не было.

– Что случилось?

Он ухмыльнулся и сделал глоток из бокала, словно пытаясь скрыть это.

– Случился я.

Я расширила глаза.

– Что ты сделал?

– Я слышал, он сломал руку… и, похоже, нос.

Мое сердце забилось сильнее.

– Ты хотел сказать, ты сломал ему руку.

Он пожал плечами.

– Я был там.

– Бастиан! Ты не можешь просто так ходить и…

– Он мог убить тебя, – его глаза пылали почти так же яростно, как и звучал его голос. В тусклом свете бала сгущались тени, кипящие как грозовые тучи. Однако они не шли ни в какое сравнение с его хмурым взглядом. – Ему повезло, что я оставил его в живых. Когда я найду того, кто сломал тот камень, он пожалеет, что еще не умер.

Я уставилась на него, не в силах моргнуть или что-то сказать. Он причинил вред Экингтону, потому что тот угрожал мне? Когда я наткнулась на него, в панике убегая с кладбища, он спросил, хочу ли я, чтобы он убил Лэнгдона, и я еще размышляла, что возможно, это шутка, но сейчас…

– Подожди. Нос Лэнгдона. Это ты сделал.

Он насмешливо фыркнул, но судя по тому, как оголились его клыки, это больше походило на рычание.

– А ты как думала?

– Мне казалось, что его прекрасная натура вывела из себя еще кого-то другого.

– Кэт, он говорил с тобой так… – он покачал головой, челюсть дернулась.

Я не знала, вмазать ему или расцеловать. Никто никогда не заступался за меня – обычно я должна была просто отступить, чего все и ожидают от леди. Нельзя отвечать насилием на насилие, но…

Разве я не желала увидеть, как повесят убийцу Лары? И не только ради правосудия, но и ради минуты злорадного удовольствия – посмотреть,