отвечает, что ему сейчас сосредоточиваться надо не на этом. Она наливает еще чая и уговаривает Колма пить ромашковый и лавандовый чай, хотя обычно чай он пьет редко. Она говорит, что это полезно для нервов, ведь завтра и суббота промелькнут, как размытое пятно. В воскресенье он и Николь уезжают в Пантеллерию.

Колм пьет чай и просит ее рассказать еще о Париже. Она рассказывает, обходя не только Лу, но и переживания, связанные с друзьями. Но она рассказывает о Зилле и даже показывает ему клип. Она совсем мало говорит о своих весенних разъездах, продолжавшихся целый месяц. Жаль, что она не может рассказать ему о посещении могилы Ван Гога. Зато она может сосредоточиться на Амстердаме и говорит о том, какие чувства у нее вызвало неожиданное появление у Тео родителей и Моне.

В дверь стучат, Винсент открывает – на пороге Киллиан, только что после душа. Он обнимает ее, потом Колма. В общий чат приходит сообщение от Олив, она только что приземлилась в аэропорту имени Джона Кеннеди.

В Париже уже поздно, и Лу, наверное, спит, но Винсент, пока дети заняты другим, идет одна гулять в Брайнт-парк и останавливается там, чтобы написать Лу. Он проснется и прочитает ее сообщения.

Сегодня семейный ужин,

завтра сплошные свадебные

мероприятия.

Суббота – главное

событие.

Наверное, я не смогу

отвечать сразу,

Но ты в mon coeur.

За ужином Киллиан предлагает тост. Не вставая и таким образом освобождая всех от страха, что на них будут глазеть, он, постучав по бокалу, поднимает его. Винсент удостоверилась, что Николь знает: она тоже приглашена на ужин, но невеста проводила время со своими родными где-то в Челси.

Все остальные родные Винсент остались в отеле, а мать Киллиана, Эйлин, пока в Бостоне у друзей, а утром поездом поедет в Нью-Йорк. Винсент не рада предстоящей встрече со свекровью. Она не видела ее много лет и не говорила с ней с тех пор, как вышла книга Киллиана, хотя Эйлин прошлым летом звонила и оставила ей голосовое сообщение, где извинялась за то, что тоже сыграла роль в том, чтобы о Шивон и Талли никто не узнал. Винсент стояла на балконе парижской квартиры и курила. Дважды прослушав, она удалила сообщение.

На Эйлин она не злится, не обижается. Ни то, ни другое не стоит потраченных усилий.

– Это был жуткий год, и все из-за меня. Беру на себя полную ответственность. Я разрушил многое из того, что мы с вашей мамой построили… эту семью… – В конце голос Киллиана срывается. Олив оглядывается, не смотрят ли на них. Колм неподвижен, не сводит глаз с отца. – Спасибо за ваше прощение. За вашу любовь. За принятие Талли. Вы – все самое важное и драгоценное в моей жизни.

Ирландец в Киллиане полнее всего проявляется, когда он взволнован, и Винсент это даже нравится. Ей нравится, что у нее муж-ирландец. Его акцент становится сильнее, он больше краснеет, даже глаза становятся синее. Эта часть его ДНК очевидна в дочери: Винсент убеждена, что глаза Олив, когда она расстроена, тоже становятся коричневее. Олив и Колм сидят и молчат, и Винсент чувствует, что должна что-то сказать.

– Я рада, что нам выпал шанс оказаться здесь. Колм, мы с папой желаем тебе и Николь всего того счастья, что было у нас, желаем от всей души. За исключением прошедшего года, мы с папой были счастливы… наша маленькая семья была счастливой… и давайте выпьем, чтобы в будущем такого было еще больше, – поднимая бокал, говорит Винсент.

Киллиан сломал их, это так. Но вот они – снова вместе. Ее маленькая семья прошла сквозь испытания и выплыла. Она ни за что не забудет эту надежду, которую чувствует. В нее можно погрузиться с головой. Когда смотришь на лицо мужа и на лица детей в сиянии свечей, то рана медленно заживает.

– Выпьем, – говорят Колм и Олив одновременно и чокаются бокалами.

Оба, Киллиан и Винсент, вытирают глаза, а официант – Винсент только сейчас понимает, что он стоял у них за спиной во время последней части тоста, – мягко спрашивает, интересует ли их десертное меню.

Олив в ванной готовится ко сну, Киллиан и Винсент в коридоре. После ужина она зашла поздороваться в номера к родным и к Рамоне. Все уставшие, так что пообщаются они на следующий день. А сейчас Винсент хочет забраться в постель и с дочерью смотреть «Как выйти замуж за три дня», но пока не может этого сделать, потому что Киллиану надо поговорить.

– Значит, ты не требуешь развода? – прислонившись к стене и скрестив руки на груди, спрашивает Киллиан.

Все их разговоры теперь такие: начинаются in medias res[154] и заканчиваются так же стремительно. Был еще раз, когда Киллиан спросил ее, задумывается ли она о разводе, и было это сразу после выхода книги.

По коридору в их сторону идет тетя Винсент в пижаме и несет ведерко со льдом. Винсент подходит к ней и обнимает, говорит, как рада ее видеть. Тетя здоровается и с Киллианом, а потом уходит и скрывается за дверью номера.

– Я не требую развода, нет, – после ее ухода говорит Винсент.

– Просто не хочу, как дурак, ходить и думать, что шансы есть, когда их нет.

– Значит, ты уже больше не занимаешься поисками виллы?

Мысль, что он покупает ей виллу, нелепа, но ей приятна мысль о том, насколько драматичным и романтичным был бы этот поступок-воздаяние. Приятна ей и мысль о скорой поездке в Италию. Она думает об исключительно высокой пенке капучино и crespelle[155]. О ночных купаниях под звездным небом Тосканы.

– Этим я, разумеется, еще занимаюсь.

– Так. Конечно. Ты можешь купить ее на деньжищи от фильма «Полураскрытая роза», да? – говорит Винсент.

– Знаешь ли ты, что я даже представить себе не могу, что можно любить другую женщину так, как я люблю тебя? Что я даже не буду знать, где отыскать на это силы?

Киллиан складывает ладони на макушке и смотрит на нее в ожидании ответа. Она очень любит, когда он так делает.

– Хорошо, – только и говорит она.

– Кто такой Волк? – когда Винсент садится на кровать, спрашивает Олив.

– Что?

– У тебя вибрировал мобильник. Пришло сообщение от какого-то Волка. Рядом с именем стоял большой красный ИКС. Не думай! Я не читала, – говорит Олив, как будто нет ничего глупее, чем читать сообщения в телефоне матери.