– Что же ты просишь взамен? – спросил наконец, прервав длительное молчание, великий князь.

Святополк сразу оживился, вскинул голову. Заговорил быстро, скороговоркой, словно торопился куда-то и боялся не успеть:

– Туров, Пинск, Клецк, Слуцк. Городки на Горыни. Ещё Берестье. Всё это бывшие земли моего покойного отца.

«Ах ты, змей! Но про Волынь почему молчишь? Странно, – думал Всеволод, подозрительно посматривая на нахохлившегося, как степной ястреб, племянника. – Какова же твоя истинная цель, сыновец? Нет, ты не так прост, чтобы отказаться от Новгорода. Значит, хочешь большего. Но чего?»

Он покивал седой головой, степенно отмолвил:

– Туров, Пинск и городки на Горыни дам. А Берестье пусть останется у Давида. Не хочу новых смут, новых котор. Война между вами мне в горе и в печаль.

– Но, стрый, разумно ли так усиливать Давида? Вспомни, как он грабил купцов в Олешье и как отобрал у тебя Тмутаракань. И потом, Давид – младший в нашем роду, – возразил Святополк.

– Я сказал! – внезапно гневно рявкнул на него Всеволод.

Святополк вздрогнул и вскрикнул.

– Да нет, стрый, я ничего, ты не гневай. – Чёрные очи Святополка уставились на великого князя с испугом, как-то затравленно косили по сторонам, он перестал гладить бороду, а поднял дрожащие длани и пробормотал: – Буду рад и Турову с Пинском. Только не распаляй сердце своё. Христом Богом молю! И без того здоровья у тебя не лишка. Весь хворый ходишь.

«О Господи! Вот оно! Вот почему он такое молвит! Он ждёт моей смерти! – Всеволоду сделалось страшно. – Как гриф-стервятник, сидит, терпеливо выжидает, а потом бросится клевать мёртвое тело! Он надеется на мою скорую кончину, на Ярославов ряд, на Киев!»

– Стало быть, уговорились? – спрашивал Святополк.

Робость его исчезла, он требовал ответа – упрямо, твёрдо. И Всеволод ощутил всю стоящую за племянником силу – старых Изяславовых и Святославовых бояр, боящихся крепкой княжеской власти. И он понимал с горечью: таких, как Перенит, Ян и Путята Вышатичи, Иванко Козарин, Чудин, ему с Владимиром не пересилить. Они не поддерживали Ярополка, боясь засилья ляхов и немцев, не поддержат Всеслава Полоцкого – он для них находник-хитник, но Святополк – это их князь, их человек на великом столе, их ставленник.

Всеволоду стало плохо, сердце внезапно закололо, сжалось в груди от жгучего приступа боли. Он словно в тумане видел суетящихся вокруг холопов, видел обеспокоенную Анну, видел вскочившего с лавки Святополка.

Потом он лежал в полузабытьи, и одна жуткая картина сменяла перед его глазами другую. Вот курган, вот Изяслав падает ничком на сухую траву, вот алеет струя крови, и степной стервятник, взмахивая крыльями, кружит над головой со зловещим карканьем, предвкушая кровавое пиршество.

Утром князь мало-помалу пришёл в себя. Позвал гридней, велел передать Святополку, чтобы отъезжал в Туров, послал гонца к Владимиру в Чернигов – пусть скорей скачет в Киев. Тяжело, не под силу было теперь ему одному управлять Русью. Выскальзывал скипетр[258] вышней власти из слабых и немощных, старческих дрожащих рук.

* * *

В Туров Святополк добрался в марте, когда начали сходить снега. Весь вымокший, перепачканный грязью, уныло смотрел он на чёрные провалы топких болот, на взбухший чешуйчатый панцирь Припяти, на маленький, притулившийся на насыпных земляных валах городок, на мостки между болотистыми низинами, по которым приходилось проезжать с великой осторожностью и опаской.

Улицы в Турове застланы были толстыми дубовыми досками, терема князя и бояр располагались на горе, возведённой, по преданию, первым здешним князем – Туром. Сто, а может, и более лет назад, когда строили Туров, то сперва на месте будущего города насыпали толстый слой речного песка, сверху на него положили пласт мелкого угля, затем – берёзовой коры. На кору поместили битые горшки, покрыли их слоем звериных костей и чешуек язя, выловленного в текущих неподалёку речках. Наконец всё это сооружение засыпали землёй и, утрамбовав, возвели вокруг стены и городни.

Воды в Туровской земле хватало, зато пригодных для обработки полей почти не было, потому и растили рожь, гречиху, овёс здесь на островках между болотами. Для перехода с острова на остров люди прокладывали брёвна, а вывозили зерно в город только зимой, по льду, ибо летом с островов на гружёной телеге было попросту не проехать.

Следом за князем трясся на тощей кобылке иудей Исраэл, рядом с ним ехал Магнус во главе изрядно поредевшей дружины англов.

Святополк угрюмо оглянулся: да, немного у него людей. Думал ли он, сын великого князя Изяслава, что вот так придётся ему в тридцать восемь лет, петляя между болотами, пробираться к новому своему столу? И это после Новгорода!

Одно обнадёживало и успокаивало: стрый сильно хворает, скоро помрёт. Вот тогда и… Старые бояре, отодвинутые в последние годы в сторону новыми «уными»[259] людьми, ближниками Всеволода и Мономаха, обещали ему киевский стол. А он, в свою очередь, обещал старинному другу-товарищу Путяте Вышатичу должность тысяцкого. Бояре и присоветовали уйти из Новгорода. Дескать, как Всеволод умрёт, так пошлют к нему в Туров скорого гонца. Новгород же – далеко, пока придут туда вести, уже усядется на золотой великий стол кто другой.

После был ещё один разговор, тайный, на Копырёвом конце, с иудеем Иванкой Захариичем.

Иванко говорил:

– Если сядешь в Киеве, мы тебя поддержим, дадим много золота и серебра для тебя и твоей дружины. А ты станешь поощрять нашу торговлю, дашь нашим ростовщикам право брать с людинов и ремесленников более высокие резы. И ты сам, и твои бояре смогут через нас давать деньги в рост. Получишь от этого большую прибыль. А ещё будут войны, будут рабы, которых можно с выгодой продать. Подумай, князь. Тебя ждёт большое богатство, большая власть!

И Святополк соглашался на всё, он уже слышал звон серебра в ларях, видел драгоценные ожерелья, браслеты, парчовые кафтаны.

Ради этого можно было немного потерпеть, немного подождать, немного посидеть в грязном болотистом Турове. Руки зудели в предвкушении богатства, он вдруг улыбнулся и заговорщически подмигнул мрачному, хмурящему высокое чело Магнусу.

Глава 64. Единая цель

Многое переменилось в последние годы в жизни новгородского посадника Яровита. Время брало своё, и некогда лёгкий на подъём, полный сил и мечтающий о больших свершениях боярин превратился в задумчивого, равнодушного ко многим делам степенного мужа с седой окладистой бородой.

Вспоминая былые свои помыслы и надежды, он лишь грустно усмехался, качал головой, пожимал плечами. Да, не сбылось в жизни то, о чём когда-то думал, на что надеялся. Была мечта, было желание создать там, на севере, в Новгородских землях, Новую Русь,