меня нет, – продолжал он, – но приятно, когда видишь у очага женщину. Особенно такую красивую, словно сама луна. Мне нравится луна. Когда она мимо проходит, меня так и тянет к ней.

– А где же хозяйка? – вырвалось у Снефрид, и тут же она испугалась, не сочтет ли он ее излишне любопытной.

– У меня несколько жен, – без неудовольствия ответил седовласый. – С одной я сошелся еще совсем юным… и она тоже была молода. У нас родился сын – он и сейчас живет от меня поблизости, – но потом нам пришлось разлучиться. Мне полагалось жениться на моей сестре, Ньярд Сильной. Ньярд сейчас позабыта людьми, но когда-то она была великой владычицей, ее почитали все людские племена. Раз в год она выходила из своего дворца, поднималась на повозку и объезжала землю, всем даря благословение. Такой брак осуществляется всего раз в год, но он должен поддерживаться, чтобы на земле и в море плодилась рыба, птица, все морские и земные животные. У нас есть и дети – двое, сын и дочь, они близнецы… Моя дочь попросила меня о тебе позаботиться.

– Я… – Снефрид глянула на него и заметила, что глаза его стали голубыми, – очень благодарна и тебе, и твоей дочери за помощь… Она поддерживает меня на всем моем пути… без нее я бы совсем пропала.

– Ну-ка, расскажи мне, – хозяин подпер голову рукой. В глазах его заблестела светлая зелень морских волн, пронизанных солнцем. – Почему ты здесь, одна на этом каменном плевке, где и встать почти негде?

Снефрид села и принялась рассказывать. Говорить самой было легче – не так бросалась в глаза огромность хозяина. Ведь если подумать, после Зева Мороков он – самое большое, что есть на свете! Он больше даже Мирового Змея, потому что Мировой Змей весь целиком помещается в море и его даже не видно… Лицо у хозяина загорелое, обветренное, но глаза сейчас такие ясные и пристальные; волосы и борода седые, но по нему видно, что мужчина в расцвете, каждое его движение исполнено мощи. Он был, пожалуй, красив – смуглая кожа, белые волосы и борода, яркие сине-голубые глаза, опять изменившие цвет. Сам вид его мощи бодрил, но стоило приглядеться – и его облик начинал расти, как туман, который нельзя вместить ни в какое вместилище, и Снефрид отводила глаза. В доме стоял свежий запах влаги и соли, как будто стоишь на самой полосе прибоя и ветер с моря дует в лицо; этим ветром дым очага сразу уносило в дверь, и Снефрид ясно ощущала, что источник ветра – сам хозяин.

– Я иногда думаю… – продолжала она, – может быть, это было неразумно – женщине почти в одиночку отправиться в такую даль искать мужа, который… ну, я не очень хорошо знаю, где этот Силверволл и Меренланд. Я слышала… – она запнулась, не зная, стоит ли даже намекать на участие в ее делах Хравна Черного, – что Всеотец недоволен моей поездкой… желает, чтобы я отказалась…

– Он не прав! – Хозяин сурово взглянул вверх.

Проследив за его взглядом, Снефрид не увидела кровли – так она была высока и темна, ей лишь померещились где-то там балки из китовых ребер, и она поспешно опустила взор, подавленная огромностью этого дома.

– Если ты дала мужу клятву быть с ним, ты должна следовать за ним, пока он жив, – сказал хозяин. – Потому и моя дочь взялась тебе помогать. Отказаться от этой клятвы ради богатой жизни с кем-то другим было бы малодушием.

– Но сколько же препятствий я встречаю! Почти ни одного перехода мы не сделали спокойно! Куда я ни попаду – люди принимают меня за Фрейю… – Снефрид осеклась, но продолжала: – Эйстам приснился сон обо мне! Тогда мы решили, что я притворюсь женой одного из наших стюриманов, но тут-то викинги украли меня как его жену! Что бы я ни делала, на каждом шагу меня ждут какие-то приключения! Я только и хочу, чтобы добраться до Хольмгарда поскорее, и чтобы больше никто нас не задерживал!

– С этим я помогу тебе, – кивнул хозяин. – Это не так уж сложно. Я рад буду помочь жене, которая хочет быть с мужем, пусть даже это трудно… Не то что моя! – вырвалось у него. – Я говорю о моей новой жене, ее зовут Тень. Мне пришлось жениться на ней из-за мести – наши убили ее отца, она пришла требовать мести, но ее уговорили вместо этого взять кого-нибудь из нас в мужья…

Снефрид присматривала за похлебкой, проверяла, не готова ли, продолжая слушать; голос хозяина рокотал, грозный и красивый, а глаза его, доверительно устремленные на нее, принимали то синий, то бирюзовый, то серый, то черный, то зеленый цвет… Это было так красиво, что однажды она застыла с поварешкой в руке, глядя на эту игру цвета, в то время как в ушах ее рокот прибоя слагался в слова:

– Понимаю, она думала, что это ноги Бальдра, он красивее и куда моложе меня. Но так и я еще не турс окаменевший. Ну и что с того, что чайки кричат! У нее вокруг дома волки воют, это ей почему-то спать не мешает!

Снефрид невольно улыбнулась, и хозяин махнул рукой:

– Ну, что тут говорить! Не пора ли нам поесть? Выбери себе миску.

Он показал на полку. Снефрид подошла и осмотрела посуду: таких удивительных мисок, горшков, блюд и чаш она никогда не видела. Широкие чаши на ножках, с двумя круглыми ручками, белые, расписанные фигурками всадников. Более высокие чаши, с такими же ручками, где по черному фону были нарисованы рыжие лупоглазые совы. Огромная чаша на подставке, снизу черная, а сверху светло-желтая, и по линии между желтым и черным обнаженный мускулистый мужчина вел плуг, запряженный огромным быком. Простые, грубые глиняные чаши и горшки и более тонкие, ровные, раскрашенные в разные цвета и расписанные такими странными узорами, что Снефрид не находила в них никакого сходства с чем-либо ей знакомым. Миски и чаши с рыбами, с листьями неведомых растений, с какими-то завихрениями, напоминающими водоворот, но Снефрид подумала, что неведомый художник имел в виду падучую звезду. Один горшок был украшен вовсе несообразно: на его боках, цепью друг за другом, шли изображения полной мужской снасти, снабженной куриными лапками и тонкими крылышками. Разглядев это, Снефрид зажала себе рот от хохота и спешно схватила что-то рядом: высокую чашу, вроде горшка, узкого внизу и широкого наверху, с круглыми ручками, с росписью в желто-буро-красных тонах, изображавшей человека и львов.

– Да, там много всего забавного! – Хозяин, кивнул,