Когда потянул за ручку, тоже удивился с какойпредупредительной готовностью эта толстая массивная дверь выполняет егожелания. Комната открылась не просто просторная, эта выглядела бесстыдновеликанской, расточительно огромной для одиноких гостей, ведь не квартира же, авсего лишь место, где приклонить голову одинокому путнику...

Он прошелся по всему номеру, открывая и закрывая двери. Этованная, туалет, это еще какие-то комнаты... нет, это такие просторные шкафы дляодежды. Кровать, как и положено для жирующего имперца, огромная, мягкая идвуспальная, зато стол крохотный, имперцы думать и работать не любят, на нихвся Европа пашет, а деньги из России качают, сволочи...

Зато на столе, задвинутый в угол, настоящий комп. Экрансемнадцатидюймовый, в России уже роскошь, не в каждом российском НИИ такоеувидишь. Клава потертая, как и шарик мыши, кто -то топтал усердно

Запустился прямо с клавы, тут же загорелся огонек модема.Начал дозваниваться, а пока Дмитрий оглядывался, ага, вон и второй телефон,иначе как же, на экране высветилась заставка с рекламным листком гостиницы. В«избранном», где наиболее посещаемые места, рябит от порносайтов, порнофильмов,просмотром с подглядыванием, сексом с животными...

Он зло усмехнулся. Да, прав князь Андрей с его «пленных небрать!». Этих щадит не стоит. В этих компах все те же русские деньги,переправленные из России в эту проклятую страну, как и в роскошных автомобилях,в голливудовских фильмах, жвачке и кока-коле. Говорят о пятистах миллиардахдолларов, что вывезли из России, но по другим данным, менее открытым, из Россииутекло за время перестройки тысяча триста миллиардов долларов.

За широким окном через улицу напротив такой же высотный домс блестящими стенами, весь словно зеркало из темного стекла. Окна задраенызамертво, уже никто не плюнет в форточку, не швырнет привычно по-русски окурокили пустую банку из-под пива.

Внизу чисто вымытые, едва ли не прошампуненные улицы блещуткак витрины ювелирных магазинов. Все блестит, даже промытые под ногами прохожихплиты. Будто на карнавале, все пестро и крикливо, чувствуется та свобода,которую не сдерживает никакая дисциплина души.

Он позвонил в номер Ермакову:

– Я отлучусь на часок, хорошо?

– Куда? – поинтересовался Ермаков.

– Да пройдусь чуть по улице. Куплю чипсы или пивка.Какие-нибудь газеты взять?

Ермаков ответил после короткой заминки, Дмитрий чувствовалкак полковник прогнал через мозг десятки вариантов:

– Не задерживайся. Возьми вестник по сельскомухозяйству. По коровам или просто по крупнорогатому.

– И пива, – донеслась слабая подсказка, Дмитрийузнал голос Валентина.

В трубке щелкнуло. Дмитрий опустил осторожно трубку. Похоже,в номере Ермакова какое-то совещание. Или же просто зашел именно Валентин. Аего отпустили как раз потому, что подозрительны те мужчины, что прибыли в городи заперлись в номерах, не затаскивая поспешно женщин, не наливаясь пивом,виски...

Комфортабельный лифт опустил в роскошный холл. Пахлохорошими духами, посреди зала небольшой фонтан, воздух свежий, народ вприподнятом настроении,

На улице вместо серого асфальта широкие четырехугольныеплиты, подогнанные одна к другой с ювелирной точностью. Через подошвы в телоначало подниматься ощущение надежности, разливалось по рукам и ногам. Лучшийспособ научиться чему-либо – просто подражать – он шел по широкому вымытомутротуару, стерильно чистому, смотрел на мужчин, копировал походку, манеруразмахивать руками, согнал с морды чисто русскую угрюмость, приподнял уголкирта, чтобы с американской циничностью рассматривать проходящих женщин, сразуприкидывая как бы поставил эту тощую маникенщицу, и как бы использовал вот этусдобную толстуху.

Он еще не дошел до булочной, как ощутил, что в самом делевошел в шкуру юсовца, а затем в плоть и кровь. Нахлынуло ощущение тупогодовольства. Чувствуя, что уже освоился, он пошел, хозяйски посматривая на дома,людей и ухоженные тротуары. Он чувствовал себя варваром, попавшим в сердцеРимской империи. Казалось, золотом усыпаны даже скверики. Хотя с деревьевпадают всего лишь желтые листья, но даже они выглядят породистыми, широкие ибезукоризненно ровные, без пятен и ржавых краешков.

Впереди у двери раскрытого бара стояла стайка хохочущихдевчонок. Из бара рвалась громкая музыка с неровным ритмом, девчонки оглянулисьи начали смотреть на него любопытными глазами.

Одна сказала громко:

– Эй, техасец!.. Не хочешь пропустить с нами рюмочку?

А вторая добавила торопливо:

– Не бойся, мы не профессионалки. Сами угощаем!

Он широко улыбнулся и с сожалением покачал головой, развелруками. Когда начал обходить их, еще одна, совсем молоденькая, похожая на юнуюиспанку, бесцеремонно взяла его за развилку, взвесила в ладони. Первая спросилапонимающе:

– Что выдоенный?

– Да нет, – ответила испанка со смешком. –Как чугунные!.. Кому-то повезет сегодня.

Он чувствовал себя глупо, в гениталии в самом деле тут жеприлила тяжелая как расплавленный металл кровь, девичьи пальцы щупали егоделовито и вместе с тем настолько... черт, он с трудом отстранился, чувствуякрайнее неудобство, виновато улыбнулся, снова развел руками и потащился дальше,уже чуть согнувшись.

В спину несся веселый беззаботный смех, одна выкрикнулазадорно:

– Если передумаешь, приходи!.. Ты всех нас поимеешьпо-своему, по-техасски!

– Как коров, – пискнула другая вдогонку.

Он шел, стараясь не вспоминать раскованных девчонок, иначе вштанах снова набухнет так, что тяжело будет передвигать ноги, глазел посторонам, техасец так техасец, тех тоже изображают диковатыми и на всеглазеющими.

Внезапно ощутил не то, чтобы легкое опьянение, но то чувствобеспечности, что появляется после одного-двух фужеров хорошего шампанского. Сним такое случалось еще в ту пору, когда работал слесарем: как-то сидел вкомпании напивающихся вусмерть, сам не пил: за рулем! – но ждал, когдапрораб прикончит с работягами бутылку, надо отвезти на другой объект, и вдругголова закружилась, он ощутил себя сильно выпившим, в теле расслабились мышцы,он чувствовал на губах глупейшую улыбку...

Тогда, чтобы избавиться от наваждения, ему пришлось кое-каквстать и выйти на свежий воздух. Он вновь протрезвел, опасливо заглянул втесную комнатенку: восемь сильно подвыпивших мужиков заканчивают последнююбутылку, один огурчик на всех, кому не достанется – понюхает рукав, у всехморды одинаково тупые и пьяненькие... Видимо, он как-то настроился на общуюволну, как сказал бы технарь, или вошел в единое биополе, как сказал бышаманствующий интель, но в его тело или его мозг каким-то образом перелилось,передалось, тем как-то ощутилось... словом, скользкая тема объяснять такое, ноон никогда не забудет это странное ощущение: чувствовать то, что другие люди!