— Одного и для Хота хватило бы. — Он плюхнулся на кушетку. — И как быстро эти штуки летают?

— Быстрее, чем облегченный повстанческий корвет не первой молодости. В лучшем случае я дала бы нам два дня.

Ему хотелось отключиться, перестать думать хоть на мгновение. Он заставил себя говорить.

— Значит, сначала каким-то образом убираемся с планеты. Уходим во Внешнее Кольцо, зализываем раны…

— Что? — Голос Челис внезапно стал резким.

Намир выпрямился.

— Они все знают, — сказал он. Отчаяние придало ему сил. — Этот прелат разгадал наш план. Вы все время повторяли, что если это случится…

— Никто не знает, что мы делаем, — возразила она. Челис хотела было продолжить, но ее скрутил кашель, грудь женщины заходила ходуном, голова склонилась, и она подалась вперед. Намир хотел было отвести взгляд, но Челис не отворачивалась, словно пыталась взглядом удержать его на месте. Когда приступ прошел, она заговорила — хрипло и медленно: — Даже если прелат и нащупал какую-то связь, это не значит, что ему известна наша цель. Мы можем переориентироваться. Мы переживем одно поражение, но окно вероятности все еще открыто.

Намир смотрел на нее. Губернатор по-прежнему цеплялась за каменную столешницу.

— Разве что, — добавила она и выдавила гробовую усмешку, — вы желаете объявить, что рота сдается?

Намир разразился хохотом.

Он даже не понял почему. Это был не горький или радостный смех, и он ощутил, как из его легких выходит и скрипит на зубах пепел. Челис смотрела на него с застывшей на лице улыбкой, и он в конце концов покачал головой.

— Это вы у нас горазды речи толкать, — сказал он. — Если до этого дойдет, то, может, сами им скажете?

Они уставились друг на друга. Наконец усмешка Челис погасла. Она встала и направилась к столу в углу кабинета, на котором стоял жестяной кувшин. Женщина подняла его, осмотрела и, пожав плечами, поставила возле кушетки. Намир с благодарностью взял его и напился. У чуть теплой воды был горьковатый привкус — это напомнило ему артезианскую воду Крусиваля.

— Насколько я понимаю, — вновь заговорила Челис, — перед нами стоят две задачи. Во-первых, нам предстоит пережить надвигающуюся осаду и — если не удастся этого избежать — удар, который нанесут подкрепления Верджа. Во-вторых, нам надо убраться с Салласта. Я готова выслушать другие предложения, но, полагаю, первой задачей займетесь вы. Придумайте, как нам остаться в живых. Со второй же я разберусь сама.

Она по-прежнему стояла над ним, возле кушетки. Намир с трудом поднялся и поставил кувшин на стол.

— Идет, — сказал он. — Я так понимаю, у вас есть план?

— Будет, — отрезала Челис. Это прозвучало как клятва.

Солдаты Сумеречной всю ночь готовили завод к отражению атаки. Намир обходил перерабатывающий центр, разговаривал с ними, предлагал помощь и совет, когда мог помочь, и не мешал, когда не был нужен.

На нижних уровнях инженеры старались устранить те изменения, которые внесли в работу экстракторов магмы. Затопление завода больше не стояло на повестке дня, но расплавленный камень мог оказаться важным для обороны предприятия: если имперцы попытаются повторить стратегию Сумеречной, пробурив туннели под расположением роты, то обнаружат, что повстанцы готовы запустить туда поток магмы.

Это была одна из тех грязных уловок, которыми выигрывают войны, — непредсказуемая, подлая и смертельная. Намир мрачно ухмылялся, когда Вифра — новая глава инженерного подразделения после уничтожения М2-М5 — рассказала, что у нее на уме, и он сподвиг ее зайти еще дальше.

— Где вы были во время сражения на Картао? — спросил он.

Вифра поморщилась и глянула на товарищей, разбиравших пульт управления, словно искала поддержки.

— Я тут недавно, — ответила она. — Всего полгода, после Форса-Гедд.

Вероятно, осознал Намир, он присутствовал при ее вербовке. Но она была инженером, стало быть, он не обучал ее, никогда не называл ее свежей кровью. Наверняка она была чертовски хорошим специалистом, раз так быстро поднялась по служебной лестнице даже с учетом текучки кадров в роте. Мужчина сделал себе заметку получше с ней познакомиться.

— Не важно, — сказал он. — Спасите нас, и я потом расскажу вам о Картао.

Когда Намир вернулся на верхние уровни, отдаленные разрывы имперских бомб навевали мысли о грозе. С наблюдательного пункта над главной стеной он видел вспышки вокруг горного пика, полосы света в небесах там, где проходили бомбардировщики. Империя не пыталась уничтожить завод — она хотела сохранить инфраструктуру, — но делала все, чтобы не дать Сумеречной роте уйти.

Значит, подумал Намир, есть время подготовиться.

Баррикады на входах за последние несколько часов были перестроены так, чтобы, подобно воронкам, впускать врага в зону поражения и открывать снайперам линию огня по атакующим. Эти лабиринты из баррикад были настоящим произведением искусства — кладбище старых грузоподъемников, запчастей и опрокинутых автоматов для продажи напитков, — но Намир приказал возвести их для другой цели.

— Если враг подберется настолько близко, — сказал он одной из групп, — мы так или иначе проиграем. Я хочу, чтобы отделения по периметру имели позиции, на которых они могли бы закрепиться. Держать имперцев под склоном, чтобы те с боем отвоевывали каждый метр.

Это означало, что надо рыть окопы и собирать артиллерийские орудия возле мест, по которым велся обстрел, надеясь, что пыль и ночная тьма дадут достаточно прикрытия. Намир не стал вызывать добровольцев или предлагать бойцам возможность отступить. Он видел, что люди напуганы — молодые и старые, ветераны и новички. Но дело надо было сделать, и они пошли без единого слова.

Продолжая обход, он ощущал смешанное чувство вины и гордости. Намир видел, что солдаты старались не думать о своих потерях — о смерти друзей, гибели корабля — и были готовы сделать все, что от них зависит в невозможной ситуации. Если они выживут, то горе останется с ними. Некоторые сломаются: подставятся под выстрелы, будут просить небоевых поручений или пойдут на задание и не вернутся. Все же он верил, что они будут держать себя