эта легенда. В ней непреходящая правда. Ее знал девять веков назад Омар Хайям: «Хочешь быть мудрей, не делай больно мудростью своей». Ее знал Пушкин: «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман».

То, что я здесь высказал, может тебе пригодиться в твоем пути. Не причиняй себе напрасной боли. Будь верна единственной правде – правде возвышающей и в ней – правде нашего чувства.

Саня.

№ 444. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

Родная, любимая моя деточка!

Посылаю твой новогодний подарок: музыку для скрипки и фортепьяно, написанную на тему стихов «Да святится имя твое». Композитор разрешил ее в светлых, прозрачных, струящихся, как вечный ключ поэзии звуках. Это первый вариант. Задуман следующий: скрипка, фортепьяно и голос, поющий текст «Да святится имя твое…». Пришлю, когда выпадет случай. В таком духе, как этот второй вариант, писал Бах.

Прижимаю тебя к сердцу.

Саня.

№ 445. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

30/12/53г.

Родной, я опять увязла в каких-то каждодневных заботах и делах, даже не замечаю, как летят дни. В работе все движется и не так, как хотелось бы. Постоянное чувство неудовлетворенности и постоянное ожидание совершенно заставили меня от всего отключиться. Я никого не вижу. Нигде не бываю. За последние 4 месяца была раз в филармонии на 5‐й симфонии Шостаковича (автор был тепло встречен публикой). Дело не в том, что мне хочется нечто получить, но просто очень нужно за этот последний отрезок времени после начала работы иметь что-нибудь реально сделанное. Я не знаю, когда это совершится. Если бы это пришло. Какой трудный год. Я просто уже разучилась радоваться. Единственное, что у меня было за последнее время, это хорошие слова и интересные мысли от Сонечки. Это какой-то оазис в пустыне. Мои единственные радости и самое светлое, что я имею.

Я уже два раза за последнее время была у Володи. Он все сделал. Но все еще нет ничего.

Коинька помимо своей обычной работы еще работает литературно, как переводчик, что материально дает очень немного, но дел добавляется много и всегда экстренных, т. к. связано с редакцией. Недавно перечитывала дневник А. Блока, там интересные мысли о Ал. Николаевиче287 – хотя выражено все резко: «Хороший замысел, хороший язык, традиции – все испорчено хулиганством, незрелым отношением к жизни, отсутствием художественной лиры… Много в нем и крови, и жиру, и похоти, и дворянства, и таланта. Но пока он будет думать, что жизнь и искусство состоят из „трюков“, будет он бесплодной смоковницей. Все можно, кроме одного, художника; к сожалению, часто бывает так, что нарушение всего, само по себе позволительного, влечет за собой и нарушение одного, той заповеди, без исполнения которой жизнь и творчество распыляются»288.

И это легкое отношение к жизни и, вероятно, к искусству у его сына. Уже брошена вторая семья, везде дети и все это легко. Он очень облегченный. Но творчество и облегченность несовместимы.

Волжские просторы я уже не вспоминаю, все это позади. Хочется жить будущим. Новый год буду встречать с моей старой и неизменной приятельницей – ты помнишь ее игру на пианино. Если бы в этом году пришло долгожданное счастье. Где оно? Будем с ней пить за это счастье. И, как всегда, я буду знать, что ты рядом и что мы все-таки вместе. Я очень жду твои письма. Все, что ты писал о Достоевском – очень правильно. Я сейчас тоже перечитала «Униженных и оскорбленных».

Нужно сказать, что в Москве я была у жены покойного художника Соколова, у которого ты был. Я видела ее талантливые иллюстрации к «Белым ночам» и «Униженным и оскорбленным». Они просто превосходны. Творчество ее мужа тоже интересно. Своеобразный талант, хотя не хватает свежего воздуха. Слишком оторван от солнца, а когда оно светит, все имеет другую окраску.

Обнимаю тебя горячо, горячо. Желаю тебе бодрости, здоровья и неугасаемой веры в будущее. Все друзья и близкие шлют тебе приветы.

Еще раз крепко целую. Помнишь финал 9-ой симфонии и оду Шиллера. Если бы спустилась радость!

Заканчиваю письмо уже в Москве. Только что была у Володи. Клава мне обещала – недели через 3–4 снова позвонить. Володя меня хорошо принял, расцеловал. Просил переслать тебе книгу – сборник статей, которую сегодня же высылаю бандеролью. Он, конечно, очень тебя ждет. Решается на днях вопрос о создании специального сектора – в Академии. Наверное, дома есть от тебя письма, как трудно ждать. Ведь я только дней через 10 буду дома. Завтра уезжаю к старикам. Родной мой, как хочется, чтобы скорее ты был с нами. Обнимаю и целую.

Н.

1954

№ 446. А. И. Клибанов – М. Н. Горлиной и Н. В. Ельциной

конец 1953 г., начало 1954 г.

Родные Манюша и Коинька!

Посылаю Вам снова заявление на имя Ворошилова. Если жив В. Д. и если он, как я надеюсь, этого захочет, он сумеет сделать, чтобы мое заявление действительно попало в руки Ворошилова. Будет очень важно для судьбы дела, если В. Д. приобщит к моему заявлению и свое ходатайство, а еще лучше, если ко всему этому он получит аудиенцию у Ворошилова. Раньше я не верил в успех такого шага, теперь он может удаться.

Каков бы ни был результат, моей основой в жизни остается не покидавшая меня никогда уверенность, что самая жизнь ходом своим приведет меня к свободе и к вам. Необходимо одно только условие – жить! Я пишу об этом не столько для себя, сколько для вас. Берегите здоровье и душу, помогайте себе. Есть великая истина в грубоватых словах: «кривая выведет!» Все дело в том, что линяя живого развития извита, а ум прямолинеен. Сознание по сравнению с жизнью всегда плоско. Там, где сознание видит тупик, может и в самом деле быть тупик, но жизнь идет дорогами, которых сознание не видит.

Поэтому храните себя, свою физическую природу, чтобы было кому воскреснуть в час воскрешения.

О моем быте и условиях жизни расскажет вам Петр Григорьевич, человек с теплым сердцем, которому я многим обязан на протяжении последних двух лет. Возможно, он захочет остановиться у вас, примите его как человека, который в исключительные трудные годы своей человечностью помог мне ближе чувствовать вас. Покажите ему наш город, его культурные богатства, достопримечательности.

То, что вам Петр Григорьевич не передаст, потому что и самому мне это