и мне сейчас не созвучно. Для более обобщенных писем не всегда бывают внутренние силы и возможности. Мне приходится очень много работать; с одной стороны, много непосредственных трудностей, с другой стороны, возникла особая ответственность, я совершенно одна – а работа трудна и сложна. Кроме того, приходится тратить время и на литературную работу по ряду материальных и других соображений. А сил больших физически никогда не было. Я мало успеваю читать что-либо постороннее, слушать музыку. Единственная экскурсия в область поэзии или поэтического творчества это Сонечкины290 строчки – но мне их так мало перепадает, хотя я поглощаю каждое слово и очень их жду и много раз перечитываю. Восстановить былой ритм – то, что было раньше, фототелеграммы, письма, телефонные звонки каждый почти день, ибо все остальные ритмы все равно не адекватны и не могут быть сколько-нибудь удовлетворительными для живых чувств. Мне очень горько, что у тебя могло, даже на мгновение, возникнуть какое-то сомнение. Я не знаю также, почему ты не получал мои письма – я их писала. Я всегда о тебе думаю, мучаюсь и радуюсь каждым часом твоей жизни и все это так неразделимо мной, что я просто не понимаю твоей тревоги. И ужасно нуждаюсь в каждом ласковом слове, и ты даже не знаешь, как жду я твои строчки. Пришли их скорее.

Мое последнее письмо послано восемь дней назад. Напиши мне обязательно (я об этом пишу) вписал ли ты, в свое время, что-либо о памятнике «Еллинский летописец» (см. п. 450) Ивана Черного – там есть заключительная приписка. Это интересует исследователей, а по соображениям Клавы ты что-то писал. В это воскресенье почти не работала и прочла «Воспоминания» Ковалевской. Достоевский делал предложение ее сестре, она же, будучи 14-летней девочкой, была в него влюблена. Там есть интересные заметки. Когда он написал «Бедных людей» и послал в редакцию, возникло подавленное состояние духа после отсылки рукописи. После ночи дешевого разгула, которая была от тоски, он пришел в 4 часа утра и не мог лечь спать. Вдруг слышит звонок. Отворяет – Некрасов и Григорович (он знал их только зрительно) – бросаются к нему и обнимают со слезами. Оказывается, они вечером начали читать его рукопись и среди ночи решили бежать и разбудить его – «это выше сна». Этот порыв для Достоевского много значил.

Какое чудесное стихотв. «Зеркало» – Чье оно? Б. Л.291? Я не нашла в сборнике. Я его воспринимаю как твое и благодарю.

Обнимаю тебя горячо, помни, что всегда я с тобой.

Н.

№ 453. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

27.II.54 г.

Прости, что пишу коротко. Это потому, что не могу написать интересно: спад душевной волны. Придет подъем, и тогда пришлю обещанные стихи «Встреча». Образ, стоявший у их изголовья, благородней и красивей написанного. Повременю, может быть, помирю стихи с их внутренним образом.

Ничто в искусстве не угрожает художнику так, как опасность оболгать себя. Эта опасность связана с инерцией видения. Образ, вспыхнувший в художнике, всегда ярче запечатленного. Художник смотрит на созданное им, а в глазах его стоит еще не остывшее поэтическое видение. Это его видит он в своих строчках, звуках, красках и силу внутреннего образа невольно присваивает внешнему. Время остудит видение, создание художника станет первоисточником для него самого и тогда только оценит он меру, в какой удалось ему осуществить себя.

Мне было бы жаль огрубить видение «Встречи». Искусство – чего б оно ни касалось! – в конечном счете искусство автопортрета. Пушкинское: «Доволен ли ты сам, взыскательный художник» восходит, таким образом, к принципам высокого самолюбия.

Прими эти строчки, родная, в залог «Встречи».

Саня.

Недавно отмечался день рождения Ф. И. Тютчева – стопятидесятилетие. Читал посвященные ему выступления и статьи в «Литгазете» и др. Вспомнилось стихотворение Тютчева «Поэт», и стало грустно за поэта.

Я знаю: будет нынче гость,

Кого-то ждет к себе мой дом,

Кого? Мой дом и тих и прост

И преисполнен немотой.

Гость явится из тьмы густой,

Он явится – очнется дом,

И гость увидит – полон стол

И скатерть бранная на нем.

И он вошел.

Вошел незрим, —

И только вспыхнули огни,

И чувства хлынули мои

Собой теснимы и полны…

…Это входит ритм…

И с той поры, как прибыл гость,

Не тих мой дом, мой дом не прост,

Где стены были, там легло

Наплывом тонкое стекло,

И высится стеклянный дом

Сквозным сияньем освещен.

Сквозным сияньем освещен

И труд мой,

И покой,

И сон,

И мука, и мечта, и страсть —

Все выставлено напоказ!

И улица не та. Она

Мельканьем лиц испестрена.

Они текут, текут, кося

Слепые зоркие глаза

И так стою: молвой казним,

Стиха распятием крестим.

Стою затем, что те пройдут,

Кому заветный отдан труд,

Пройдут, кому посвящены

И муки, и мечты и сны.

О если б…

Я разбить готов

Стеклянную темницу слов

Для самой лучшей из поэм,

Для той,

             когда язык мой нем,

И трепетна, обнажена,

В благословляющей тиши,

Душа касается души,

Как плещет о берег волна…

Как храм, мой дом и тих и прост,

И светлая струится песнь,

Возносится до самых звезд:

Стихом распят – Стихом воскрес!292

Если я понял Тютчева, дом – это мир поэта. Вошел ритм, и мир поэта, став стихами, как стеклянный дворец открылся читателям его стихов. Поэт наг, все, и даже сон его, доступен читателям. Великосветская чернь, только что травившая Пушкина, смеется над душевной наготой Тютчева. Он стоит, ожидая встретить родных себе по духу, чтобы вырвать чувство из стен темницы слов и воскреснуть в духовном родстве. Приблизительно так.

№ 454. Н. В. Ельцина – А. И. Клибанову

14/III 54 г.

Мой родной, стихи Пушкинского Благословения и «Зеркало» были получены одновременно. Горе от первого было так велико, что на «Зеркало» я мало обратила внимания и даже решила, что, возможно, это стихи Пастернака. Когда я их взяла позже и прочла внимательно, я была очень растрогана и разволновала