— Нет.

Я знаю, что он ее не убивал. Но все равно что убил.

— Вот ты узнал, что между ними случилось что-то ужасное, — и что, это тебя совсем не смущает?

Люк качает головой:

— Они расстались, она погибла. Грустно, конечно, но не более того. — Он смотрит на меня, смотрит мне прямо в глаза. — Меня смущает другое: почему он не говорит о том, что она его соавтор. Это не похоже на Джастина. Я всего лишь стажер, а мое имя указано во всех сопроводительных документах к программе «Ньюген-пара».

— Он важный человек в твоей жизни, да? — Чем больше Люк говорит о Джастине, тем очевиднее, что его отношение к покровителю гораздо сложнее, чем детское восхищение или подавленная обида. — Джурас и Джасмин тебе конкуренты, но Джастин — не просто начальник.

Люк пожимает плечами:

— Когда я был маленький, мы почти все время проводили вместе. Я был рядом с ним всегда, с утра до вечера. Наверное, именно поэтому Джасмин и Джурас в результате держатся заодно, а меня недолюбливают. Но чем сильнее разрасталась компания «Ньюген», тем меньше у Джастина было времени на меня, и вот в один прекрасный день я обнаружил, что больше времени провожу в одиночестве, чем с ним.

— Печально. — В моей жизни не было ни дня, когда я не общалась бы с кем-то из родных. И я бы не хотела, чтобы было иначе.

Люк вздыхает:

— У всех свои дела. А может быть, Джастин просто утратил веру в меня. Не знаю. Будет большой неожиданностью, если он выберет меня преемником.

— Но почему?! — Я едва не кричу, приходится понизить голос. — Ты руководишь целой программой, это большое дело. И да, личное общение с тобой дается сложно, но все равно ты личность. Из тебя получится отличный преемник.

Люк прижимает к губам кулак. Да чтоб меня хакнуло! С какой радости меня так прорвало? К лицу приливает жар.

— Спасибо. — Люк убирает кулак и отворачивается, так что я не успеваю понять, какое у него выражение лица. — Я говорил о тебе с тем парнем из кафетерия в «Ньюгене». Ты к нему не обратилась.

Он поворачивается обратно. Люк как Люк.

— Ну да.

— А почему?

Потому что мое будущее мне не принадлежит.

Потому что я ничего не выбираю.

— Ну… по семейным обстоятельствам.

— А как так получается, что ты пропихиваешь двоюродную сестру на стажировку в «Ньюген», а сама не можешь заниматься любимым делом?

Теперь моя очередь отвернуться.

— Будущее — это не просто заниматься любимым делом, тут все сложнее.

— Да ладно!

Я оборачиваюсь — и Люк снова смотрит на меня в упор. Глаза у него точь-в-точь как у Джастина, такие же глубокие и проницательные, хотя генетически Люк ему не родственник. Только сейчас у меня нет ощущения, будто с меня снимают слои. Скорее уж он видит во мне то, чего больше никому не разглядеть.

Он делает шаг ко мне, сердце у меня само собой отстукивает дробь по ребрам. До того громко, что стук отдается в ушах.

Над нами взрываются фейерверки — розовые, оранжевые, ярко-голубые.

Взгляд у Люка становится отрешенный — ему пришло сообщение на чип.

— Джастин говорит, им не терпится разрезать твой десерт. Пойдем обратно.

В горле у меня пересохло, говорить я не могу, но киваю. Люк открывает балконную дверь, я делаю движение, чтобы последовать за ним, но останавливаюсь, заметив что-то краем глаза. Поворачиваю голову. Да. Это она, Мама Джова.

Нагая и прекрасная, она стоит и смотрит на город.

— Ты идешь? — спрашивает Люк, придерживая дверь.

Я тут же поворачиваюсь обратно к нему.

— Ой, прости… мне тут… Я получила сообщение, мне нужно позвонить, это быстро.

Он склоняет голову к плечу, потом кивает:

— Конечно. Мы подождем.

Он уходит, я достаю телефон, прижимаю к уху, будто и правда звоню — по крайней мере, никто не подумает, что я разговариваю сама с собой.

Мама Джова еще немного смотрит вдаль, потом переводит взгляд на меня:

— Время на исходе.

Она что, думает, я сама не знаю?!

— Я работаю над этим. До Карибаны еще далеко.

— Ты полагаешь, к тому времени все будет готово?

Я вцепляюсь в телефон.

— Да… да, я все сделаю.

— Какая самоуверенность.

Я стараюсь погасить внезапную вспышку злости.

— Почему я должна это делать? Он мог бы столько дать миру. Почему я должна… отнять у него жизнь? — Мой голос звучит слабо. Жалобно.

Мама Джова смотрит на меня ввалившимися глазами:

— Что я тебе говорила о магии в том воспоминании?

— Кровь и цель.

— Значит, ты все-таки слушаешь, что тебе говорят.

Я сглатываю и опускаю глаза.

— Дело не в том, слушаю я или нет.

— Нет, именно в этом! — сердито возражает Мама Джова. — Мое задание состоит в том, что ты должна найти свою первую любовь и отнять у него жизнь.

— Я и пытаюсь! — всхлипываю я.

Мама Джова кривится:

— Что мешает тебе принять решение?

— Я… я не знаю. Не понимаю, что выбрать, не знаю, как правильно…

— Умница! — Моя прародительница вдруг почему-то хвалит меня. — Мы с тобой обе мучились над разными вариантами, искали правильный, но вот в чем дело: когда принимаешь решение, вариантов всегда много.

Я таращусь на нее:

— Ничего не понимаю.

— Вижу, — ворчит она. — Я дала тебе задание. Ты контролируешь все остальное. Выбор за тобой.

— Ничего я не контролирую! — огрызаюсь я. — Нет у меня никакого выбора! Я должна это сделать! Я не могу допустить, чтобы Иден умерла!

Мама Джова на миг замирает, смотрит на меня свысока, ноздри у нее раздуваются.

— Кажется, ты не понимаешь, чтó тебе на самом деле нужно решить, поэтому я преподам тебе урок.

Я холодею.

— Дай руку.

О черт. Рогатый и хвостатый. Когда я в последний раз давала руку Маме Джове, она навязала мне это ужасное задание. Что будет на этот раз? Я смотрю через плечо — нет, никто за мной не наблюдает. Все убирают тарелки со стола и ищут в шкафчике чистые.

Я протягиваю руку Маме Джове.

Она ведет меня к перилам, прижимает мою руку к ним тыльной стороной. Там, наверное, торчит какой-то винтик — что-то острое впивается чуть ниже костяшек. Кровь стекает по моим пальцам в ее ладонь. Я прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть, — по руке до самого плеча прокатывается волна жара, ее сменяет прохлада.

— Ты должна усвоить, что все — и твое задание, и твоя жизнь — под твоим контролем. Ты сама делаешь выбор, даже если тебе представляется, что все совсем наоборот. — Она показывает на